Карина провожала Форда внимательным взглядом всякий раз, как он проходил через комнату, но ничего не говорила и не улыбалась. Похоже, она была погружена в свой мир. Форд не мог понять, что с ней происходит, и уже подумывал, не вызвать ли врача.
Он принес ей чай, сел и стал молча ждать. И только когда она поставила на стол пустую чашку, спросил:
— Ты можешь объяснить, что с тобой, Карина?
— Ничего, — спокойно ответила она.
— Что-то не похоже. Сначала тебя расстроили мои поцелуи, а теперь цветы. Поверь, дорогая, желтые розы были твоими любимыми цветами.
Карина покачала головой.
— Ничего не могу с собой поделать. Я знаю только, что с ними связаны тяжелые воспоминания.
— Ты упомянула свою маму. Она, кажется, умерла, когда тебе было два года?
— Не знаю, почему я ее упомянула, — раздраженно сказала Карина. — Что-то меня подтолкнуло, но что — не знаю. Господи, какая каша у меня в голове! Хоть бы что-то вспомнить! — Она обхватила руками голову.
— Ты же знаешь, врач запретил тебе напрягаться, — напомнил ей Форд. — Со временем все придет само собой.
— Но это так долго тянется, — возразила она. — Я понимаю, теперь у меня другая жизнь, пусть и какая-никакая...
— Что значит «какая-никакая»? Ты несчастлива? Я изо всех сил стараюсь...
— Знаю, — устало перебила она его. — Но, помимо тебя, у меня никакой другой жизни нет. Это же ненормально.
Может, он делает ошибку, подумал Форд, ограничивая круг ее общения только собой? Но в обществе других людей она всегда чувствовала себя стесненно, так что в конце концов они стали встречаться с кем-то очень редко и проводили время вдвоем.
Он был уверен — общение с ним доставляет ей удовольствие. И только в последние дни в ней произошла какая-то перемена. Все было хорошо, если он держался на расстоянии, но стоило ему приблизиться, как она шарахалась от него, будто испуганный кролик.
Контраст между прежней и нынешней Кариной был разителен. Раньше она обладала ненасытным сексуальным аппетитом и более живыми чувствами. Он любил ее самозабвенно... пока не узнал, что она встречается с другим.
Ему никогда не забыть того дня, когда Джеффри сказал, что видел Карину с другим мужчиной.
— Они стояли совершенно поглощенные друг другом, — рассказывал он. — И это среди бела дня. А когда он укатил на своем «порше», она смотрела ему вслед, пока машина не скрылась за углом. Вид у нее был потрясенный. Тебе лучше сразу с ней расстаться.
— Ты уверен, что это была Карина? — спросил Форд, не в состоянии поверить, что она могла так с ним поступить.
— Абсолютно, да и видел я их вместе не первый раз.
— И ничего мне не сказал? — Лицо Форда потемнело от гнева.
— Я все надеялся, что ошибаюсь.
— Черт возьми! Ну, она мне за это заплатит!
Но когда он набросился на нее с упреками, она, конечно, все отрицала. Более того, обвинила его в том, что он ей не доверяет, и швырнула в него обручальное кольцо.
Когда она ушла, он попытался убедить себя, что ему это безразлично, что он больше ее не любит и что их отношения основаны только на физической близости. Он и в самом деле был готов с нею расстаться.
И пойти в больницу заставила его только совесть, чувство вины, сознание, что катастрофы не произошло бы, если бы они не поссорились.
Но любовь, которую он питал к Карине теперь, была другой. Может быть, потому, что ему приходилось сдерживать свои желания и теперь он видел Карину в другом свете. А может, потому, что изменилась она сама. Стала мягче, чаще считалась с его чувствами, вместо того чтобы думать о себе. Полюбила классическую музыку вместо популярной, тихие вечера дома вместо ночных клубов. Все это вместе с другими мелочами делало ее намного привлекательнее.
В результате его любовь к новой Карине стала глубже. Он был уверен, если бы она сказала: «Я люблю тебя, Форд, и хочу быть твоей женой», он бы не колеблясь простил ей интрижку с Чарльзом Форестером, женился на ней и они провели бы оставшуюся жизнь вместе.
К сожалению, становилось все очевиднее, что она никогда этого не сделает, и план заставить ее вновь полюбить его, обречен на провал.
Однако Форд, не привыкший сдаваться, спокойно сказал:
— У меня никогда не было намерения так ограничивать твою жизнь, Карина. Я думал, я тебе нужен. Но я, кажется, ошибся.
Она так долго молчала, что Форд решил — она не ответит. Но она тихо сказала:
— Да, ты мне был нужен.
Он обратил внимание, что она употребила прошедшее время.
— А сейчас уже не нужен?
— Нет... да... О, не знаю.
Она опять расплакалась, и Форд на этот раз не выдержал. Он обнял ее и стал покачивать, как ребенка. Он понимал: надо взять себя в руки и подавить растущее желание. Карине нужно утешение, а не поцелуи.
Он был в полном шоке, когда услышал ее тихие слова:
— Поцелуй меня, Форд.
Он взглянул в синеву ее глаз, увидел легкий румянец, выступивший на лице, и дрожащие губы.
— Ты уверена, что этого хочешь?
Она кивнула, и он тут же сильнее сжал ее в объятиях. Она была такой хрупкой, нежной, такой прекрасной!
Форд медленно наклонил голову и, когда его губы коснулись ее рта, не смог сдержать стон наслаждения. Однако он старался не требовать от нее большего, чем она была готова ему дать. Пусть инициатива исходит от нее, тогда она не сможет его обвинить, что он воспользовался ее слабостью.
