Желтые перчатки - [37]

Что касалось франков, то Борис очень быстро принял решение, как с ними поступить: если с самого начала он представлял себе, что сходит с трапа самолета в Москве, сгибаясь под тяжестью «дипломата», набитого наличными, то потом он решил всеми правдами и неправдами увезти Валентину из Москвы, чтобы все имеющиеся у него деньги потратить на нее, уже находясь в Париже… Он не доверял Москве и России в целом. Он любил ее, как легкомысленную транжиру-мать, которой все прощал, но жить предпочитал от нее подальше.

***

Неужели он увидит сейчас свою дочь, свою Валентину, которая столько раз снилась ему по ночам и о которой он так мечтал все эти годы… Ему было стыдно, но с другой стороны, он был счастлив этой вот минутой ожидания, когда за дверями вот-вот послышатся ЕЕ шаги, сейчас щелкнет замок…

Дверь распахнулась, и он увидел высокую стройную девушку в домашнем халате, ворот которого был утыкан иголками и булавками.

– Я Борис Захаров, твой отец, – сказал Борис, но не сделал и шага к Валентине.

– Папа? – Она покраснела и отступила назад, впуская его. – Ну, здравствуй, – и она крепко обняла его.

В комнате она усадила его в кресло и в сильнейшем смущении предложила ему выпить водки.

– Я не против… А ты одна? Где же твой жених?

– Я же писала тебе, что рассталась с ним… Я сбежала с собственной свадьбы…

Все это было похоже на сон: Москва, больница, Валентина, подающая ему на вилке огурчик…

– Бланш рассказывала мне о тебе… Ведь ты не сердишься, что я не приезжал? – Он взял ее руку – она была ледяной.

– Нет, что ты… Я все понимаю…

– Я бы хотел посмотреть на твои работы, она мне столько о них рассказывала…

– Пойдем, пойдем, конечно… Я тебе сейчас все покажу…

– Подожди, – он снова взял руку дочери в свою. Ей было не понять, зачем он то и дело берет ее за руку, а Борису было необходимо физическое подтверждение того, что он разговаривает не с призраком или видением сна, а с живой Валентиной. – Я должен сказать тебе сразу – без тебя я в Париж не вернусь… Пусть даже ты поедешь со мной на время, все равно… Валя, у меня есть деньги, я хочу устроить твою жизнь… Мы организуем тебе показы в Париже, я попросил Бланш заняться этим вплотную, найти нужных людей и узнать условия, которые позволили бы тебе выставиться… А потом я куплю тебе ателье и ты начнешь там работать… Потом выйдешь замуж и все будет хорошо… Я сильно волнуюсь, поэтому не обращай внимания, если я скажу что-то для тебя удивительное… Нереальность происходящего кружит мне голову… Как мама? У нее все хорошо?

– Я тебе потом расскажу. Во всяком случае, у нее все хорошо… Но я не сказала ей о твоем приезде, потому что не была уверена, что ты приедешь один… Ты понимаешь меня?

Она привела его в комнату, где на специальных металлических кронштейнах висело двадцать три платья…

– Нет, это не для клиенток, – опередила она его вопрос. – Я занимаюсь поиском спонсоров для показа… Но это очень сложно…

– Да… – Борис рассматривал платья и часто дышал, волнуясь. – Бланш говорила мне, что ты работаешь серьезно, но я и не предполагал, что настолько…

– Ты привез мне ткань? – по-деловому спросила она, слабо его упрекая, поскольку видела, что он приехал налегке.

– Нет, я же сказал, что не уеду отсюда без тебя… Все ткани, все, что тебе будет нужно, ты сможешь купить в Париже… Знаешь, что-то у меня заболела голова…

Последнее, что он увидел в тот вечер, было побледневшее лицо Валентины. Он хотел сказать ей «прости», он вез это слово, как драгоценную влагу, которую боялся расплескать в суете, и все же расплескал, не сказал, а вот так нелепо потерял сознание в самый неподходящий момент…

***

Невский уже не помнил, сколько времени шел за этой девушкой в черном костюме, удивительно напоминающей ему Валентину. Но когда она обернулась, Игорь понял, что это не Валентина.

Такое с ним случалось довольно часто, и всякий раз он спрашивал себя, зачем же идет за ними, за девушками в черных костюмах и с рыжими волосами, что он хочет им сказать? Но Игорь не знал, он просто хотел ее увидеть… Невский был уверен, что если все же ему повезет (или не повезет) и он увидит ее, то слова сами появятся, и слова будут обидные, с вопросом на конце… Да, он непременно спросит ее… Но вот о чем? Ведь и он виноват перед ней, кто знает, а вдруг его поступок и стал главной причиной ее падения?… Падение – резкое и противоречивое понятие. Что он знал вообще о жизни Валентины, когда обнимал ее в гостиничном номере? И было ли ему дело до ее морального облика. Даже если бы ему и сказали тогда, что Валентина – убийца, разве это остановило бы его, разве он перестал бы держать ее в своих объятиях?

Но, задавая себе этот вопрос, он сразу же вспоминал коммерческий ларек, в котором скрылась Валентина, и вновь Невского охватывало тяжкое чувство, что его обманули…

– Игорь! – Его кто-то окликнул, он обернулся и увидел перед собой своего однокурсника, Давыдова.

– Говорят, тебя можно поздравить? – Крупный, запакованный во все джинсовое (штаны, куртка, кепка, рубашка, жилетка…) румяный Давыдов с силой тряс его за руку.

– О чем это ты? – не понял Невский. Кроме Родикова, который сегодня утром вспомнил, что у Игоря день рождения, об этом могла знать только внимательная секретарша или бывшая жена, Анна, с которой он оформлял развод. Давыдов не относился к числу его близких друзей, которые могли бы помнить о его дне рождения.