Жёлтое Марокко - [2]

-"Дедушка молится" - Так Илья, выросший в русско-еврейской современной "просвещённой" среде, которая вместо Бога верила в социальные идеи, впервые увидел еврейскую молитву.

Фима был молчаливый и осторожный. Он, как говорила мать, "был себе на уме", редко улыбался, а уж если улыбался - то какой-то кривой улыбкой. Но зато он прекрастно пел. Его бархатный баритон обволакивал слушателей нежностью и тоской. И когда, короткими летними ночами, в сопровождении Мусиной скрипки, он пел модный в те годы шлягер: "...в этом зале пустом, мы танцуем вдвоём, так скажите ж мне слово, сам не знаю о чём..." ни одна девичья грудь приподымалась, вздыхая. (И голос помог ему выплыть и стать профессиональным и даже заслуженным певцом Молдавии и выступать под именем Ефим Балцану. Но это уже другая история).

Илья не обладал какими-то особыми талантами. Но он был упрям и терпелив. И эти качества, совместно со способностью нравиться людям, дали ему возможность во многом добиваться своих целей.

Так было и с коллекцией марок. Собственно вначале не было никакой коллекции. Совершенно неожиданно они вдруг получили первую и единственную за эти годы посылку - из Аргентины. Аккуратная картонная коробка содержала два чуда: пачку мацы в цветной упаковке и большую банку восхитительной густой сладости, которую мать называла сгущённым молоком. Илья не мог удержаться. Это было свыше его сил. Оставаясь один, он забирался под кровать, где стояла банка, открывал крышку и долго нюхал прянный аромат. Потом, нанюхавшись, погружал палец в густоту и высунув язык мазал его сгущёнкой. Это был его рай. И ещё долго, днями Илья носил в себе ощущение этого рая.

На картонной коробке было наклеено три больших разноцветных марки. На одной из них - красной - была изображена морда быка а на двух - синей и жёлтой - ковбой на лихом скакуне. Илья аккуратно отмочил марки, высушил их между листами тетрадки а на обложке кривовато написал: "МАРАЧНЫЙ АЛЬБОМ" а потом подумал и добавил: "принадлежит Малкину Илье".

Так было положёно начало. Довольно быстро, примерно за год, коллекция выросла значительно и помещалась уже в большой толстой тетради. Илья выпрашивал марки у всех знакомых и малознакомых, свёл знакомство с Настей деревенской почтальоншей, кое-что выменивал. Но главное его достижение состояло в том, что он склонил Мусю и Фиму к партнёрству. Они организовали марочный коллектив. Они объединили все свои запасы марок в один альбом, каждый был владельцем этого альбома, но Илья был назначен хранителем и альбом находился у него. Когда Фима, с присущей ему ворчливостью, заметил, что альбом должен находиться у всех по очереди, Муся и Илья быстро разубедили его.

Между тем поезд времени шёл и шёл. Далеко на западе гремела война, кровь разлилась на пол-мира, но тут - где жил Илья и его друзья - было тихо. Прошла ещё одна сибирская зима и наступила пора полевых работ. Оттаяли и начали куриться паром огороды. Местные крестьяне, которых называли колхозниками, проводили там все свои дни. И приезжие, которых называли "западниками", с охами и вздохами, начали выползать на свои участки.

Вот в один из таких дней, Илья, в перерыве между копкой и посадкой, забежал взглянуть как поживает мадам Гинзбург. Он нашёл её и Стеллу на огороде. Зелда с трудом поднимала мокрую, с налипшей землёй лопату, втыкала её, в ни разу не вскопанную целину, и становясь на лопату обоими ногами, пыталась вогнать в землю. Лопата не шла. Чтобы не смущать, Илья отвёл глаза.

-"Ну как поживаешь, Ильюша?" - задыхаясь спросила мадам Гинзбург

-"Как твоя коллекция? Вы сейчас втроём, да? Ты, Муся и Фима? А я вот копаю...Конечно, в Консерватории меня этому не учили...но надо всё испытать, не так ли?" с силой, как бы споря с кем-то, сказала Зелда. Была, была в этой хрупкой женщине жизненная сила.

-"А давайте мы вам вскопаем огород" - совершенно неожиданно для себя выпалил Илья.

-"Что значит - вскопаем?" - оторопела Зелда. - "И кто это - мы? И что скажут ваши мамы? И когда же вы будете копать? У вас у самих работы невпроворот.". Но Илья уже продумал ответ.

-"Мы - это Муся, Фима и я, Я с ними поговорю: думаю согласятся. А копать мы сможем ночами. Сейчас же белые ночи - всё видно. А матерям скажем, что мы за деньги и на эти деньги будем марки покупать. Они всё равно не смогут проверить".

-"Марки...деньги...?" - задумчиво переспросила Зелда - "Ну-ка пойдём со мной" - и направилась к дому. В комнате она решительно подошла к чемоданной постели, и с трудом вытащив один, повидимому тяжёлый чемодан, раскрыла его. Илья онемел. Чемодан был полон добротных, солидных, богато переплетённых, больших альбомов, наполненных экзотическими марками. Ветер дальних странствий, ветер пассатов и муссонов ворвался в жалкую комнатушку. Розовые закаты Майорки, зелённый прибой Канарских островов, столбы Гибралтара и сиреневые вечера Парижа раскрыли свои горизонты перед очарованным Ильей.

-"Вот. Это мужа коллекция... Двадцать лет собирал..." - прошептала мадам Гинзбург - "Когда пришли нас выселять, он и говорит: главное достояние - это коллекция, она больших денег стоит. Если прийдётся вам худо - продай несколько марок - и будете сыты и одеты. Коллекция вас спасёт. Бедный мой, наивный Исаак." - она заплакала - "если правда захотите и сможете вскопать этот проклятый огород - каждый из вас возьмёт столько марок сколько захочет. Ничего более существенного у меня нет".