Желтая роза в её волосах - [27]

Подходим, так и есть – сбылись худшие ожидания. Не просто так ночью ветер бушевал – оторвало-таки лёд от берегового припая, между нашей льдиной и береговым льдом образовалась трещина нешуточная. Метров двадцать-тридцать уже будет и расширяется прямо на глазах.

На льдине скопилось примерно двести пятьдесят незадачливых рыболовов. От маяка подходит небольшая лодка – человек пять вместить сможет, да и то, если без рюкзаков и рыбацких ящиков.

Среди толпы начинаются жаркие споры и серьёзные разногласия. Мол, а кому первому спасаться? В воздухе повисает матерная ругань, отчётливо пахнет дракой. Никто не хочет пойманную рыбу и рюкзаки оставлять на льду. А тут ещё Гарик куда-то подевался…

Ага, вот, и он – отошёл метров на сто семьдесят в сторону, лунку пробурил и – как ни в чём не бывало – рыбку ловит, да ещё и рукой мне машет, мол, греби сюда, клюёт.

Подхожу, сверлюсь рядом, опускаю в лунку мормышку.

– Понимаешь, – говорит Гарик, – тут всё достаточно просто, только надо быть внимательным…. Ветер-то у нас – восточный? Восточный, да и крепчает понемногу. А вон, видишь, в двух километрах – мыс Морье? Нашу льдину скоро к мысу прибьёт, а там мелко – переберёмся на берег без особых проблем. Я в прошлом году по этому маршруту уже два раза выбирался…. А на берегу рыбачков, спасённых лодкой, милиция, наверняка, встретит, штраф выпишет. Да, штраф-то ерунда. А, вот, бумага в институт придёт – опять отмывайся, доказывай – в очередной раз – что являешься белым и пушистым, воспитанным в духе борьбы за светлые коммунистические идеалы. Так что, братец, сиди, рыбачь, тут места корюшковые…

И, действительно, пока до мыса дрейфовали, корюшкой ещё разжились – для полного ассортимента.

Прибило льдину к берегу, метровые торосы на месте стыковки подниматься стали. Народ туда и ломанулся дружно, а Гарик сидит себе, дальше рыбачит и – при этом – разглагольствует:

– До чего же народ у нас глупый, легкомысленный и нетерпеливый. Сейчас торосы ещё не устоялись, полезешь через них – обязательно провалишься, а глубина там – метра полтора. Так что, двинемся к берегу только часа через полтора. За это время торошение окончательно прекратится, льдины друг к другу притрутся – пройдём, как посуху.

Так всё дальше и случилось, впрочем, ноги и так мокрыми уже были. Перебрались мы на мыс, а там костры жаркие вовсю горят – это торопыги несчастные сушатся, до станции-то ещё километров семь с половиной чапать…

Приехал я домой. Бабушка обрадовалась – в кои-то веки внук приличной рыбы домой принёс. А потом, глядя, как я безрезультатно пытаюсь валенки с ног стащить, говорит:

– Ничего у тебя, внучок, не получится. Уж, поверь мне. В войну-то я на лесных заготовках работала – знаю, что почём. Если валенок мокрый на ноге часов десять посидит – ни за что потом его не снять, срезать надо.

Жалко валенок, практически новые были. Промучился я ещё минут двадцать-тридцать, да и сдался – срезала их бабушка, к следующему зимнему сезону новые пришлось покупать.

Рыбачил я потом на Ладоге – по последнему льду – неоднократно. Но миражей таких никогда больше видеть не доводилось. Только, вот, снятся они иногда, особенно – кукурузник сиреневый, огромный. Как, впрочем, и другие сны – о событиях юности ушедшей…

Чукотский вариант

Иногда со Временем (как с философской субстанцией), происходят странные метаморфозы.

Бывает, только Новый год встретили, а уже декабрь снова стучится в двери. И не произошло – за рассматриваемый период – ровным счётом ничего…

Бывает – всё наоборот. Столько всего случилось – думаешь, года два прошло, не иначе. А посмотришь на календарь – ёлы-палы, и двух месяцев не набежало! Странная штука – Время…

Из Певека вертолёт полетел строго на восток и минут через пятьдесят успешно приземлился в посёлке Апрельский, где располагался одноимённый прииск и – одноимённая же – геолого-разведывательная партия.

Посёлок вызывал уважение. Встречались, конечно же, и разномастные потрёпанные бараки (куда же без них?), но имелись и современные пятиэтажки, и типовая – совсем, как в крупных городах – школа, и два детских садика.

Практиканты даже немного расстроились – больно уж цивилизовано было вокруг, совсем не того ожидали. Впрочем, вдоволь поудивляться не удалось, уже с утра надо было выходить на работу.

Банкин, Толстый и Михась, получив спецовки и брезентовые рукавицы, отбыли на объекты. Сергея же Вырвиглаз отвёз в расположение полевого отряда, отъезжавшего на участок «Жаркий». Скучно и обыденно представил будущим коллегам, после чего подвёл к невзрачному мужичку.

– Вот, это, Серёга, и есть твой прямой начальник, – закуривая, сообщил Вырвиглаз. – Он же – наставник и учитель. Он же – бурильщик шестого разряда Саганбариев Александр Николаевич. Для простоты – Шура Киргиз, или же – ещё короче – Шурик…. А ты при нём будешь «помощником бурильщика», разряда пока только четвёртого. Но, если заслужишь, то обязательно повысим. Не вопрос. Ты, братец, Киргиза слушайся, он лишнего не посоветует, а полезному чему – непременно научит…

Шурик ростом был сантиметра на три-четыре ниже Серого, но гораздо плотней и шире в плечах, а глаза – узкие-узкие, куда там японцам. Выглядел Саганбариев лет на тридцать пять, но, как выяснилось позже, ему было уже за пятьдесят, даже внуки имелись. А по национальности Шурик оказался вовсе и не киргизом, а чистокровным бурятом из горной Тувы.