Желтая лихорадка - [59]

— Но Янко писал, что после женитьбы он здесь хочет жить.

Здесь? С таким розанчиком из западной оранжереи? Да я даже говорить с ней не смогу. Чужая она мне будет. У нее другие привычки, другие корни. На прошлой неделе был я в Шомошбане, на открытии музея природы. И знаешь, что было в первой витрине? Цепь. Обычная ржавая железная цепь. В сорок пятом, во время земельной реформы, когда землю крестьянам раздавали, этой цепью, за неимением другого, отмеряли наделы безземельным во владениях помещиков Драшалковичей. Остановился я перед этой цепью и заплакал. А ей, этой девчушке парижской из рода Кеменешей, что для нее будет значить та цепь? Если она уже и моему сыну ни о чем не говорит…

А письма идут и туда, и обратно. Раздаются и телефонные звонки. Фери просит прощения: это он виноват — познакомил Яни с дочерью Кеменеша. Они устраивали выставку, и Тибор проектировал дизайн интерьера. (О боже, чего теперь только не умеет делать Тибор?!) На открытие выставки пришли, понятно, и Моника, и Яни. Как только они увидели друг друга…

К чести Тибора нужно сказать, что он делает все, чтобы напугать дочь возможными последствиями этого брака.

— Ты пойми, поедешь в чужую страну, где надо приспосабливаться ко всему, быть послушной рабой. Это как если бы девушка решилась выйти замуж за африканского племенного вождя: она должна переселиться в хижину из пальмовых веток, там не будет автомобиля, не будет телевизора, зато будет двадцать девять других, первых, жен. Ручной мельницей она мелет пшеницу, стирает в реке набедренную повязку мужа, дважды в неделю ее бьет свекровь. А если девушка выходит замуж за японца, она должна встречать мужа стоя на коленях и так прислуживать своему повелителю. И не спрашивать его, куда он уходит вечером, а он не только не берет ее с собой, но еще бьет, если она любопытствует. Но это все ерунда в сравнении с тем, что ждет тебя, если ты выйдешь замуж за парня с фамилией Хомок. Он запишет тебя в школу политпросвещения, и ты будешь жить в двухкомнатной квартире вместе со свекром, потому что избранник твой такой сознательный коммунист, что не примет от буржуя-тестя денег на приличную виллу.

— Пусть, — отвечает Моника. — Я все равно выйду за него, потому что я его люблю.

— Не любишь ты его, просто ты еще глупый, неоперившийся цыпленок. Ты помнишь, что случилось с Мариной?

— С какой Мариной?

— Которая была нашей соседкой. Она случайно попала на концерт, где выступал оркестр из Уэльса. Маленькая глупышка влюбилась в барабанщика. Отец, мать — в слезы, умоляли, протестовали — все напрасно: она выйдет замуж только за него. Только за него! И маленькая избалованная француженка попала в Уэльс, в шахтерскую деревушку, где не было ни концертов, ни оперы, но были деревянные неструганые полы, и ей пришлось драить их речным песком и каждый год рожать шахтеру по ребенку. И в Уэльсе нельзя разводиться. А когда Марина хотела сбежать назад, к мамочке и папочке, свекровь и золовки схватили ее за волосы да избили: «Ты хочешь ославить нас, что у нас тебе плохо живется?! Что мы тебе есть не даем?!»

— Ужасно, ужасно, — качает головой Моника. — Бедная Марина! Так когда же мы сыграем свадьбу?..

Свадьбу решили сыграть в два приема. Церковное венчание состоялось в Ницце.

«Сынок, ты сума сошел! Если ты сделаешь это, не смей показываться мне на глаза!» — писал сыну Яни Хомок. «Отец, что я могу поделать, так пожелала Моника. А распишемся мы в Шомошбане или в Будапеште — где ты пожелаешь». И внизу приписка: «Отчен лублу тебиа, милый пап. Твой Моника».

На свадьбе в Ницце, кроме Моники и Яни, были только Фери, Иветта и Тибор с Агнеш. Яни был взволнован, смущен, Моника — очаровательна. Священник, тоже молодой человек, улыбался, Агнеш расплакалась.

Свадебный обед по предложению Тибора заказали в городке Ажей, а точнее, близ Ажея, на самом берегу моря, в маленьком ресторане «Робинзон». Здесь же Тибор сообщил, что дарит молодым двухнедельное свадебное путешествие.

Это был настоящий обед по-французски, с большим количеством рыбы, салатов, фруктами и великолепными красными винами.

Когда подали лангуста, Яни-младший сказал:

— Знаешь, Моника, ты обязательно должна научиться у тети Илоны делать голубцы.

— Научусь, — влюбленно сверкая глазами, обещала Моника.

После обеда Фери и Иветта тотчас же отправились назад, в Париж.

— Ты не передумала? А то, может, приедешь к нам на два денечка? — допытывалась Иветта у Агнеш.

— Нет, спасибо. У меня сегодня самолет.

— Ну, тогда… успехов и много-много счастья!

— Можно я отвезу вас в аэропорт в Ниццу? — спросил Тибор.

— Спасибо!

— Здесь, я думаю, мы больше не нужны.

Тибор поцеловал дочь, Агнеш — сына. Затем Агнеш обняла Монику и прижала к себе. И столько было любви, нежности в этом объятии! Агнеш погладила ее по волосам, поцеловала, ей очень хотелось сказать какие-то необыкновенные, ласковые слова…

Они мчатся по извивающемуся серпантину дороги.

Море бьется о скалы, пальмы карабкаются к самому небу, и ослепительно сияет жаркое средиземноморское солнце.

— Может, остановимся на минутку? — спрашивает Агнеш.

Они останавливают машину, карабкаются на утес, садятся рядом и смотрят на раскинувшееся вокруг бесконечное море.