Железо, ржавое железо - [46]

Соединившись в плену, союзники устроились на ночлег, сбившись в тесную кучу, чтоб согреться, но это не помогало. Время от времени между ними вспыхивали драки. «Это вы, пидоры, просвистели свои позиции». – «Ах ты, скотина американская! Этот вшивый янки смеет еще что-то вякать!» Охранники-немцы весело взирали на эту междоусобицу, подтверждавшую заверения их пропаганды, что противник полностью деморализован. На рассвете пленных погнали дальше.

У южных предместий Рима к ним присоединили еще четыреста пленных британцев, янки и хмурых смуглых алжирцев, попавших в плен при «штурме необоримой линии Густава». Уже стемнело, когда они вошли в Рим через ворота Святого Себастьяна, и наступил комендантский час. Под ущербной луной можно было разглядеть термы Каракаллы.

– Господи, – крикнул один остряк, когда их остановили возле Колизея и прикладами загнали внутрь, – никак, они нас львам скормить хотят.

Шоукросс бубнил что-то о викторианском героизме и смерти от римской лихорадки, наблюдая, как те, кто мог, испражнялись среди древних руин за амфитеатром. Большинство по-прежнему мучилось запором. Один янки, совсем мальчик, плакал, вспоминая мамочку-товарищи пытались его утешить. Наутро, закоченевших и растрепанных, их погнали дальше на север по Виа Национале. Римляне провожали пленных грустными взглядами, молча, опасаясь выражать сочувствие к ним или радость по случаю высадки союзников. Хотя нашелся молодой человек в одежде священника, не побоявшийся благословить их. Коротышка, похожий на дворника, попытался угостить Фреда Слэйда сигаретой. Охранник-немец отшвырнул его прикладом винтовки. Нарушив строй, Дэн Джонс, Фред Слэйд и Джек Протеро бросились на этого выродка, но тут же были водворены обратно жестокими ударами в спину.

– Запевай, ребята, – крикнул кто-то, но никто не знал, что петь.

Их учили песням о том, как бить врага и одолеть силы зла, а других песен петь не хотелось, но потом какая-то группка завела на мотив «Полковник Боги» грязные частушки, не сулившие фрицам ничего хорошего, – благо те не понимали слов. Под эти частушки они вошли на Термини, центральный римский вокзал. Сопровождаемые монахиней школьники в синей форме смеялись, тыча в них пальцами.

– Со всех сторон – одно дерьмо, жаль, что я не гриб, какая почва пропадает, – сказал Протеро.

Их загнали в зал ожидания. Римские граждане были поглощены мирными заботами. В киоске торговали газетами. На стенах висели рекламы святой воды и сигарет «Национале», правда плакат, гласивший «Муссолини всегда прав», был перечеркнут.

– На каникулы едем, не иначе, – мрачно заметил колизейский остряк. – Мамочки, а я лопатку и ведерко потерял!

Их провели под узорной железной аркой на длинный перрон, который подметали туповатые на вид, одетые в синее люди.

На платформе под охраной двоих юных немцев с винтовками стояло множество пронумерованных ящиков. Тем не менее какой-то американец в очках, с двумя серебряными галунами на рукаве, решился подойти и рассмотреть груз поближе. «Награбленные трофеи», – презрительно заключил он и запустил руку в один из ящиков. Его отпихнули прикладом, в ответ янки проорал что-то по-немецки. Немецкий офицер в начищенных до блеска сапогах и безупречной шинели вежливо сделал замечание охраннику за неподобающее обращение с пленными, а затем на отличном английском обратился к американцу:

– Позвольте мне удовлетворить ваше любопытство. В этих ящиках находятся сокровища бенедиктинского монастыря Монте-Кассино. По настоянию аббата они отправляются на хранение в Рейх. Вам оказана высокая честь проследовать с ними в одном составе. Прискорбно, что варварский международный иудо-большевизм руками англосаксов пытается разрушить древнейший центр христианской культуры. Как видите, ваше путешествие на восток пройдет в приятном соседстве, не лишенном святости. Желаю вам Gute Reise.[40]

И он гордо прошествовал дальше в сопровождении фельдфебеля. Американец бросил ему вслед что-то про Arsch[41] Адольфа Гитлера. Туг подошел длинный итальянский состав. Лишь только он остановился, американский капрал выкрикнул:

– А ну, ребята! – и прыгнул на рельсы, за ним еще четверо или пятеро солдат прошмыгнули между вагонами и выскочили по другую сторону от поезда, но пули охранников тотчас настигли беглецов.

– Все по вагонам, – крикнул офицер-американец. – Чатгануга моя, чух-чух. Чур в дороге не бузить.

Если он и не был родом из Чаттануги, все равно был прав.

При известии о высадке союзников в Нормандии в Гибралтарском гарнизоне стало неспокойно. Все понимали, что война кончается, пора подумать о будущем. В Инженерном клубе не угасали ежевечерние политические дебаты, организованные «Литературно-дискуссионным обществом Гибралтара». Валлийские сепаратисты, или «Сыны Артура», пользовались правом высказываться наравне с коммунистами, либералами и сварливыми фанатиками «Партии Содружества». Консерваторы, не считая полевых офицеров, в спорах не участвовали.

Старший сержант Алед Рис размахивал деревянным обрубком, напоминавшим меч.

– И нечего ржать! – кричал он насмешникам. – Раскопки в Бреконшире доказали, что меч Артура существовал и выглядел именно так. Прошу считать этот меч символом древнего королевства, утратившего свои права, которые мы теперь обязаны восстановить.