Железный пар - [12]
Коснулся отзывов читателей и понял, что следует дать выдержки из них. Вот первая:
«Передо мной открыта книга, от которой невозможно оторваться. Автор, как опытный хирург, вскрывает многочисленные язвы современной жизни в поисках действенного способа для исправления тяжёлой ситуации. Многие посчитают его рецепты жёсткими, даже жестокими, но обратить хаос и беспорядок в благоустройство и систему нельзя без рычагов суровой регуляции».
Вот выдержка вторая:
«Весьма реальной представляется тревога автора о том, сможет ли его благие планы в ближайшем будущем воспринять общественность, к которой он пламенно взывает в книге».
Вот третья:
«Несбыточными, но оригинальными видятся горизонты выхода из тупика, начертанные автором».
Достаточно.
Бодуля как-то сообщил (меня с ним свёл злосчастный брат, и мы довольно часто с ним (с Бодулей, разумеется, не с братом) беседуем на кухне, организованной в подсобке его букинистического заведения), что «Философия общего дела» русского мыслителя Федорова по своей революционной сущности не уступает «Капиталу». И ещё – книга «Бытие и время» германского философа Хайдеггера (я записал названия и имена) и «Капитал» не только соразмерны по духу, но имеют немало общего в своей судьбе: обе задумывались как важнейшие и обе оказались не дописаны, обе изменили ход мысли современников и обе стали поводом для всевозможных перетолков. Не знаю (не готов ни согласиться, ни силой доказательного спора опровергнуть) – не читал. А надо бы. Хотя и есть опережающие чтение сомнения: как могут быть они (указанные книги) равновелики тем, о которых я сказал, раз я о них услышал от Бодули, а не из популярного источника в эфире? И в переплёт их мне ни разу не сдавали. Какая ж тут величина? Согласен, у меня есть много белых пятен в гуманитарном смысле, и пятна эти надо истреблять. И тем не менее… И тем не менее Маркс и его малоизвестный соплеменник свои важнейшие труды не дописали, а у меня – пожалуйста, готова книга! И превосходит незавершённую работу первого, как я уже сказал. А труд второго… о нём судить смогу, когда прочту.
Но книга книгой, а тетрадь не для того. Она – для честности самоотчёта.
Когда шёл от Бодули, не заметил, как очутился в Поварском – самостоятельно свернули ноги. А тут и дом с лепниной – цвет папируса, как я уже писал (четвёртая тетрадь, страница 9, пятая (сверху) строка). И в фонаре – она. Читает что-то: толстый том романа, журнал, газета ли? – не видно снизу. Сиреневая кофточка, высокий лоб, бледный овал округлого лица, воздушные и мягкие льняные волосы… Залюбовался. То ли я сам, то ли другой – по счёту пятый – во мне. Она прекрасна! Да, прекрасна – картина в оправе оконной рамы! (Сейчас окно закрыто, март, и пыльное стекло туман наводит, но скоро, надо полагать, рассеется туман.) Однако и красива тоже! Испытывать те чувства, которые шевелятся в моей груди, тревожно и приятно…
Но… это очень странно. Ни прежде, ни сегодня, когда остановился в переулке и на неё смотрел, мне голову не осенило, а сейчас, когда пишу в тетрадь, задумался: она всё время у окна (когда я прохожу). Так не бывает, чтобы человек всё время оставался на одном и том же месте, как ни было б оно благоприятно для работы или невинного досуга. Так со старушками случалось, когда они всю старость напролёт сидели на насестах во дворах и там, шутливо выражаясь, квохтали. И то уже не встретишь их (старушек): куда-то запропали, как умницы-красавицы из прошлых лет. Нет, долго так не усидишь на месте – надо и чайник на плиту поставить, и в булочную сходить, и наволочку из машины на просушку вывесить. Сидеть всё время у окна не очень-то нормально. Как это раньше не сообразил? И тут же – мысль: наверное, она больна. Наверное, у неё беда с ногами. Да. И сидит она не на сиденье стула, а в скорбном кресле на колёсах, поскольку – инвалид. В конце концов, я никогда не видел, чтоб у окна она стояла. Конечно! Об этом надо было первым делом догадаться: полиомиелит. Или травма позвоночника. Или гангрена с ампутацией. Да… дело скверное, врагу не пожелаешь… Но как иначе усидеть?
Бедная крошка, дитя неприглядной судьбы! Такая дивная, и такое внутреннее горе – какой трагический разлад! Мир за окном развёрнут перед ней на всё пространство переулка (из фонаря ей видно поперёк и вдоль), наполнен воздухом и светел (когда небо ясно), а она прикована цепями своей болезни к креслу и его колёсам! Поэтому она все время с книгой. Ведь в книгах – выдумки, там живут мечты, и можно вообразить себя счастливой героиней, порхающей по лугу парка с художественной скульптурой и фонтаном. Как ей помочь? Возможно ли? Должно быть, невозможно. Её бы, такую прелесть нежной красоты, наверное, давно бы излечили, если бы только доктора могли. А излечить её нельзя. Никак нельзя. Да что, вообще, умеют доктора? Брать взятки, разве что, и прописывать куриной лапой лекарства за, выражаясь прямо, мзду от фармацевта-жулика – хозяина этой циничной в обнажённом виде медицинской отрасли. (Про то, что могут мучить, как (страшно вспомнить) Григорий, и не говорю.) Был случай. С утра отстоял в регистратуре очередь за талоном. Попал, наконец, на приём к врачу, чтоб разобраться с зубом, который состарился вместе со мной, а этот оборотень в халате (белом) просит денег за материалы и лекарства – поверх ему положенной зарплаты!..
