Железный Дым - [11]

– Но-о, Ромашка! – крикнула женщина и направила лошадь к проселочной дороге.

– Кобыла Ромашка, а вас как зовут? – спросил я нашу благодетельницу.

– Мария, – женщина поправила платок и улыбнулась.

Я тоже назвался, представил Дыма и кивнул на жеребенка.

– А этого малолетку как?

– Уголек. Он годовалок. Такой постреленок!

Жеребенок, и в самом деле, то отбегал от матери, подпрыгивал и брыкался, то подбегал к Дыму и вышагивал рядом – вроде, предлагал попрыгать вместе – кто выше? Но мой друг оставался безучастным к этим попыткам – ему было не до детских забав – он, как всюду в походе, чеканил шаг впереди нашего отряда.

– Надо же, и Дыма моего не боится, – удивился я. – А ведь Дым немного на волка похож, заметили?

– Он похож на заправского моряка. Важный такой, – Мария вновь улыбнулась. – А Уголек к собакам привычный. Да и лошадь всегда чувствует, кто собака, кто волк. Всякое животное чувствует. И коза, и овца.

Дальше по пути Мария рассказала, что работает дояркой, что ходит в церковь в соседнее село, что любит свою деревню, потому что «здесь красивые места».

– Здесь никто никогда не спешит, не то что в городе, где беспокойные люди, суета, – заключила Мария и вздохнула. – Вот только туристы много портят. Думают, имеют власть над лесом, рекой. Накидают банок, пакетов, порубят деревья. А вместе с деревом погубят чье-то гнездо, чью-то нору. Мы в лесу гости, а хозяева они – звери, птицы.

Я заверил Марию, что, поскольку являюсь далеко не молодым человеком, сам осуждаю таких туристов-варваров. Что я-то вхожу в лес, как в храм, и ничего ни в лесу, ни на реке не нарушаю.

– Для меня срубить живое дерево, все равно что убить живое существо, – многозначительно заявил я. – Сухое, мертвое, понятно, можно… И вообще, если бы я был членом правительства, я издал бы указ о сохранении природы. Наш великий писатель говорил «красота спасет мир», но красоту-то спасет чистота, бережное отношение к этой красоте. И в школах надо ввести урок «Сохранение природы».

– Если будете в правительстве, не забудьте про нашу деревню, – усмехнулась Мария. – Дорогу надо провести, а то одни колдобины. И электричество дают с перебоями.

Я пообещал Марии выполнить все ее пожелания и построить новый клуб, и в придачу ко всему, увеличить зарплату тем, кто трудится на земле, выращивает животных, снабжает продуктами нас, горожан, но не имеет тех удобств, к которым мы давно привыкли: горячей воды, телефона, магазинов, больниц и транспорта под боком.

Когда мы подошли к реке, я хотел было заплатить Марии за помощь, но она наотрез отказалась, замахала руками и, пожелав нам «счастливого плавания», быстро повернула Ромашку в луга. Но жеребенок и не думал от нас уходить. Ему так понравился Дым, что он все пытался затеять с ним игру в прыжки, не понимал, несмышленыш, что у Дыма другая задача – поскорее попить воды и окунуться, ведь ему уже напекло голову. Только когда Мария крикнула «Уголек!», жеребенок сделал прощальный прыжок и стремглав понесся к своим.

Глава двенадцатая. Первое испытание

Великая оказалась узкой речушкой, заросшей осокой. Почему речку назвали Великой, мне нужно было спросить у Марии, но я догадался об этом слишком поздно. Впрочем, увидев на воде кувшинки и висящих над ними стрекоз, и серебристых мальков в прозрачной воде, а на берегах раскидистый кустарник и поляны со множеством цветов, я понял – такая красота и должна называться Великой.

На одной из полян я развязал чехол байдарки и начал собирать лодку. Дым вдоволь напился речной воды и совершил небольшой заплыв – дал кружок вокруг кувшинок. Охладившись, он стал мне помогать – доставал из рюкзака всякие принадлежности и подтаскивал их к лодке.

Примерно за час, более-менее ловкими движениями, я собрал каркас байдарки и натянул на него «шкуру» – прорезиненную оболочку. Затем тоже искупался в речке и предложил Дыму перекусить. Он сразу завилял хвостом и вытащил из жилетки банку тушенки. Когда мы ее опорожнили, Дым притащил вторую, но я его остановил.

– Эту откроем во время отдыха на привале. Ее добавим в кашу. А если все сразу стрескаем, то потом придется голодать. И вообще, есть одну тушенку – слишком жирно для нас, можем так растолстеть, что не влезем в лодку.

Дым внимательно слушал меня, наклонив голову набок. Когда я говорил про кашу, в знак согласия, кивал и хмыкал, но когда я сказал, что от одной тушенки можем растолстеть, замотал головой – был уверен, что его внешний вид от еды не зависит, ведь он энергичный непоседа и весь жир у него моментально сгорает.

Пока мы завтракали и рассуждали о тушенке, внезапно потемнело. Дым сразу насторожился и обеспокоено посмотрел на небо. А там, неизвестно откуда, появилась темная грозовая туча. Спустя минуту, сверкнула молния, шарахнул гром и на нас рухнул сильнейший ливень.

Разбивать палатку было уже поздно, я перевернул байдарку и мы с Дымом вползли под нее, прихватив то, что могло промокнуть и потом доставило бы немало хлопот: я – спальник, Дым – жилетку.

Лежа под лодкой, слушая, как по днищу хлещет ливень, Дым, молодец, не поддался панике, несмотря на то, что молнии сверкали одна за другой, а гром гремел так, что тряслась земля. Только в его глазах появился небольшой испуг, а по телу временами пробегала дрожь.