Она сидела на заборе, и это было хорошо. Ветер, теплый, ненавязчивый, перебирал волоски, приятно щекотал уши. Точка обзора была удачной. Достаточно чуть повернуть голову, чтобы увидеть весь двор, дверь дома. Издалека было видно всех возможных гостей, прошеных и непрошеных. Сейчас для гостей еще было рано. Но соседка скоро придет, и тогда можно ждать какого-нибудь угощения. Вороне здесь нравилось. Она полюбила гонять шишки, в обилии имевшиеся у ворот, или погоняться за бабочками. Гораздо лучше, чем в темной квартире.
«Да, интуиция – это великая вещь», – в очередной раз думала Ворона и довольно жмурилась на солнышко. Как именно на кошачьем языке звучала эта мысль, мы сказать затрудняемся. Может быть: «Мрр… Мряу…» или «Мрря… Мурр… Мя…» Сложно сказать. Но Ворона в своей жизни всегда, сызмальства, полагалась на шестое чувство, и оно ее не подводило. И действительно, просчитать вот такой ход событий, вот такую судьбу обычной логикой вряд ли удалось бы даже самой интеллектуальной кошке.
* * *
Маша всегда любила кошек, хотя любовь эта была более теоретической, поскольку с детства ее преследовало противное и непонятное слово «аллергия». Коварная хандра ходила не одна, а в компании с целым ворохом неудобств. Твердая ватная подушка. Половина шоколадной конфеты в день. Категорический запрет на цитрусовые. Цирк – только по телевизору. Но самое главное и самое обидное – это запрет на разведение в доме каких бы то ни было домашних животных. Даже вполне безобидные на вид рыбки ели опасный аллергичный корм, от которого у Машиного папы чесались глаза. А уж о кошках и собаках не могло быть и речи.
Маша не знала точно, что это такое – аллергия. Как это. «У нас семья аллергиков», – говорила мама, и спорить с ней было бесполезно. «У меня же ничего не болит!» – убеждала Маша. «Болит у папы, и у тебя может заболеть. Ты тоже потомственный аллергик». «Потомственный аллергик» звучало загадочно и весомо, но все-таки, вопреки всем запретам и правилам, Маша тайком, по дороге из школы, забегала к своей подружке с третьего этажа и играла у нее там с полосатой Машкой, кошкой неопределенной породы, обладательницей покладистого характера. Никаких признаков коварной аллергии девочка Маша не чувствовала, решив, что, наверное, это оттого, что кошка ее тезка.
Она любила животных, как и многие другие дети. Приберегала столовскую котлету для школьного пса Трубочиста. Носила семечки птицам и орехи белкам. Но тайной и безграничной ее страстью были все-таки кошки. Девочка давно для себя решила, что, когда вырастет и станет самостоятельной, обязательно заведет кота. Надо только подождать…
* * *
Говорят, что детские мечты обязательно сбываются. Другие утверждают, что забываются. Машина мечта про кошку как-то со временем отступила на второй план. Институт, потом первая работа… Потом семья. Колесо жизни завертелось и закрутилось, оставляя где-то в стороне многозначительные укоризненные взгляды уличных кошек, которые не дождались своего угощения. Пеналы и тетрадки с кошечками уступили в сумке место ноутбуку, футболки с рыжими и полосатыми красотками сдали бой сначала толстовкам с жизнеутверждающими надписями, а потом стильным офисным костюмам. Одним словом, Маша повзрослела, набрала темп и, как и многие, уверенно шагала по намеченному жизненному курсу, где мечтам и увлечениям оставалось совсем немного места. К тому же как уж так вышло неизвестно, но в мужья Маша тоже выбрала аллергика, худощавого интеллектуального однокурсника, в тщательно отпаренных брюках, с неприязнью относящегося к соринкам и волосинкам на одежде.
Много позже Маша вспоминала, что даже их первый физический контакт состоялся именно благодаря такой ворсинке на ее черной толстовке с надписью «Не бойся быть белой вороной, это интересно». Ворсинка по происхождению была кошачьей. В тот день Маша гладила институтскую Мурку, гревшуюся на батарее. Но интеллектуал этого тогда не заподозрил, в противном случае история могла развернуться совсем иначе.
Они сидели на лекции рядом, вернее, почти рядом. Глеб – у Маши за спиной. Она что-то сосредоточенно зарисовывала в конспект, когда ощутила легкое прикосновение к своему левому предплечью. Обернувшись, увидела его, с ворсинкой в руке. «Наверное, от пуховика?» – спросил он и улыбнулся. Несовершенство, белое на черном, раздражало его, но Маша приняла жест за знак внимания, и они начали встречаться. Весь год, еще до свадьбы, да и после, он то и дело принимался снимать с нее зримые и невидимые соринки. Этот контакт заряжал обоих сексуальной энергией и необъяснимо сближал. «Он прямо сдувает с тебя пылинки», – предсказуемо шутили подруги. Ей это нравилось.
Уже потом ей стало казаться, что все это напоминает развлечения обезьян, и она стала носить серые костюмы.
* * *
Тем летом Маша с дочкой Аленкой поехали в дом отдыха на Киевском шоссе. Такой самый обычный, с детскими площадками, невзрачным прудиком и ограниченным количеством развлечений. Аттракционов было немного, но много ли их надо шестилетнему ребенку? Скрипучие качели, неограниченное количество песка насыпного пляжика, прокатные велосипеды.
