Железный человек - Моё путешествие сквозь Рай и Ад вместе с Блэк Саббат - [52]

Ронни Билл по-настоящему нравился. Однако, приход Ронни повлиял на Билла. Тот не был на 100% доволен ситуацией. Он привык, что Оззи всегда был поблизости, как и все мы, но Билл просто не мог освоиться с тем, что его больше нет. К тому же, я думаю, выпивка в этом плане никак не помогала. Факт в том, что всё стало настолько плохо, что он (Оззи) больше не мог оставаться с нами. Билл мог скучать по Оззи, но это не означало, что нам нужно было кинуться в поиски того, кто звучал бы, как он. Тогда критики не оберёшься, кроме того, есть только один Оззи. Мы скооперировались с Ронни, так как нам нравилось, как он работал, и нам нравился его голос. Мы свернули на другой путь в музыке после того, как он присоединился к нам. “Heaven And Hell” мы сочиняли с вокалистом, который отличался настолько, что перед нами открылись новые двери. Когда ты проработал десять лет с Оззи, ты уже приблизительно знаешь, что он будет петь и как он собирается это делать. Все его возможности тебе известны. Где пределы возможностей Ронни, мы не знали, и это было стимулом, чтобы всё время прорываться на неизведанные территории, чтобы понять, что он может. Это была свежая кровь в команде, я мог играть новые аккорды, что давало мне возможность расширить свои горизонты в музыке. И Ронни реально вдохновлял меня играть соло, делать больше вставок. Не то, чтобы я недостаточно играл соло раньше, но Оззи никогда не просил меня: “Почему бы тебе не вставить тут соло?”

Он не вникал во всё это. Или, может быть, он немного вникал, а затем его внимание переключалось на другие вещи и он уже был далеко. Он не так много вкладывал в общую копилку. Это не было его виной. Он просто не был таким музыкальным. Он не владел никаким инструментом, поэтому он не знал, какие аккорды там идут, а с Ронни мы работали более командно, так как если вы садились рядом, он также брал гитару, или бас, и он предлагал: “Как насчёт такого аккорда?”

“А, да... точно!”

И от этого мы отталкивались. Ронни очень большое участие принимал, и это было круто.

Оззи пел по аккордам. Только послушайте “Iron Man”, и вы поймете, куда я клоню: его вокальная мелодия копирует музыкальную линию. В этом ничего такого, но Ронни любил петь вокруг риффа, а не с ним, придумывая мелодию, которая отличалась от аккомпанемента, что и открывало музыкально перед нами больше дверей. Я не хочу, чтобы это звучало, как нападки на Оззи, но подход Ронни позволил мне освоить другой путь и понять, что я могу двинуться, скажем, отсюда вот туда.

Ронни много привнес к нам и кроме того, как звучал его голос. Он знал, чего хотел, и мог говорить с нами в музыкальных терминах: “Может попробуем ля здесь?”

Оззи этого не умел, он не знал что означали “ля” или “ре”. Лучшее, что он мог предложить, было: “Ну, тут нам нужно что-то другое.”

“Какие-то идеи?”

“Ничего особенного. Как насчёт, эээ...”

Мы стали более профессиональными. Ронни всегда хотел сделать что-то ещё лучше, он постоянно поддавливал, и на сцене, и вне её. Для нас это было хорошо, так как это всех нас подталкивало. С годами мы, возможно, немного обленились и слишком полагались на то, что мы уже освоили, а Ронни бросал нам новые вызовы. Таким образом мы снова были больше, чем группой: мы сплотились, стараясь защитить команду, защитить то, что у нас было. Мы поверили в то, что у нас было.

47. Heaven And Hell

“Heaven And Hell” мы писали в Criteria Studios в Майами, там же, где записывали “Technical Ecstasy” за пару лет до этого. Впервые после “Master of Reality” нас продюсировал кто-то другой, и это оказалось большим подспорьем. Мартин Бёрч (Martin Birch) снял с моих плеч большую ношу. Он уже сделал несколько отличных альбомов для групп с большими именами, вроде Rainbow. Его порекомендовал Ронни, вот мы и надумали попробовать.

Мы снова были во Флориде, и это означало, что дурь была в изобилии. У соседа Барри Гибба в постоянном наличии были такие запасы кокса, что вы мне не поверите. Я заходил к нему, а у него фунтами он громоздился на столе в больших кучах.

“Вот, набирай себе сам.”

Это было невероятно. Мы приходили в четыре утра: “Можно к тебя заглянуть на минутку?”

Он был тут как тут!

“Да, располагайтесь.”

Мы уже просто перебарщивали, так как оно было тут, прямо у нашего порога. Но это не остановило сочившегося из нас творчества. У нас всегда был пятый член команды, нечто, маяк, освещающий путь, если хотите, который вел нас в правильном направлении. Именно там, в Майами, в доме Барри, мы написали “Die Young”. В этой песне есть вставка. В той части, где Ронни поёт “die young”, ритм спадает до спокойного пассажа. До того времени Ронни никогда не делал таких вещей, спадов, всё время было, наверное, “только вперёд”! Я сказал ему: “Мы годами это делали во многих вещах Sabbath, мы разбавляем немного в середине.

И Ронни сказал: “А, да, получается!”

Это был еще один опыт познания для него - наблюдение за тем, как мы пишем и что мы можем, новое направление, путешествие на другие территории. Я был уверен. что знаю, куда идти в таких случаях. Думаю, мы все были уверены, все знали: это нас направлял пятый член команды. “Die Young” - хорошо структурированная композиция. Она стала вторым синглом после “Neon Knights”, и до сего дня её отлично принимают.