Железный человек - Моё путешествие сквозь Рай и Ад вместе с Блэк Саббат - [42]

Перемены мы стали замечать уже в офисе. Когда мы только привлекли Патрика Михана, был только он сам. А потом у него появилось больше денег, и он стал покупать компании вроде “NEMS”, принадлежавшей когда-то Beatles, лейбла Брайана Эпстайна (Brian Epstein). Кроме того он занялся Дэвидом Хэммингсом (David Hemmings), актёром, известным по фильму “Фотоувеличение” (“Blow-Up”), и компанией, названной “Hemdale”. Так что Михан ещё и кино делал. Однажды он сообщил мне: “У меня сегодня прослушивание. Там будет уйма женщин.”

Я спустился по лестнице и увидел целую очередь роскошных женщин перед офисом.

Кроме того, он вложился в строительную компанию, жилищное хозяйство и всё такое. Естественно, когда мы покупали дома, мы делали это через эту компанию. Михан принимал участие в таком количестве делишек, что я вам даже рассказать не смогу. Он даже купил скаковую лошадь по кличке Black Sabbath и гоночный болид. Мы видели, как он летает на частных самолетах, и у него всегда был Роллс-Ройс последней модели. То же могло быть и у нас, возникни такое желание, так что мы не возражали.

Нам сказали, что “все деньги хранились в “London & County Bank”, который к концу одного дня прогорел.

И деньги наши по всей видимости пропали.

Мы начали всерьёз призадумываться, когда увидели, что в дела Михана и NEMS была вовлечена целая куча довольно отталкивающих по нашему мнению личностей. С нами эти люди вели себя достаточно прилично, но это начало раздражать. Полагаю, что Дэвид Фрост (David Frost), хорошо известный телевизионный персонаж, был его клиентом, и Дэйв Хэммингс тоже.

В конце концов, когда мы отправились в турне по Европе, один из них поехал с нами. Звали его Уилли (Willy). Может он должен был смотреть, чтоб с нами ничего не случилось, или узнать, вдруг мы что-то задумаем, шпионить за толпой, чтобы они там не собирались делать. Это было немного стрёмно, особенно когда один из фанов попытался приблизиться к нам, а Уилли вытащил свою пушку. Очень брутально вышло.

Мы понятия не имели, в чём дело.

Тот факт, что Михан пускался в такие рискованные авантюры, как будто нет завтрашнего дня, тоже не обнадёживал. Когда с нами в Америку поехали Yes, мы играли в Лас-Вегасе. Ситуация была запутана до предела. Мы думали, грёбанный ад, что происходит вообще? Как мы будем с этим бороться?

Мы были недовольны положением дел, так что нужно было что-нибудь предпринимать. В конце концов мы решили отказаться от услуг Михана. Что удивительно, поначалу казалось, что он отнёсся к этому нормально. Я думал, он выжал из нас всё, что мог, и был рад отпустить нас. Так много вещей произошло, о которых мы даже не подозревали, именно поэтому, я полагаю, мы почувствовали, что нас поимели. Мы подали в суд на Михана, но когда дело дошло до разбирательства, то, я никогда так и не смог понять, по какой причине, даже ноги нашей в суде не было. Вместо этого он подал встречный иск и выиграл. У меня такое ощущение, что с тех пор, как мы добились успеха, мы всё время таскались по судам. Джим Симпсон подал на нас в суд, когда мы ушли от него, и это дело растянулось на целую вечность. Дело Симпсона только-только было улажено к тому времени, как мы порвали с Миханом, и Симпсону было присуждено около 35 000 фунтов, которые мы должны были выплатить ему. Он также подал иск на Михана, который должен был отдать ему такую же сумму.

Чересчур много для старого менеджмента, а как же с новым? Стало сложно доверять кому-то. У нас были предложения по менеджменту, но как можно было быть уверенным, что они честные. В те времена не было адвокатов по музыкальному бизнесу, к которым можно было бы обратиться за советом, людей, которые знали бы эту сферу и которые могли бы просмотреть контракты. Множество бумаг, которые мы тогда подписывали, изобиловали всяческими лазейками. Мы решили, что единственный способ - это заниматься всем самим, к тому же у нас был Марк Фостер (Mark Foster), уже работавший с нами, занимавшийся повседневной рутиной. Мы просто наняли другого бухгалтера, обзавелись всякой такой хренью и начали заново. Мы ходили на встречи всей группой, но вскоре это уже было слишком для нас. Мы говорили друг другу: “Слушай, мы же не люди бизнеса, как мы будем заниматься этим? Мы представления не имеем, как тут всё устроено и как оно работает. Мы - музыканты, и чем мы сейчас пытаемся заниматься?”

Мы встречались с адвокатами и бухгалтерами. Было скучнее некуда, так как мы были совершенно не в теме. Через пять минут Оззи уже засыпал или вставал и начинал ходить кругами, потом выходил, заходил снова и выдавал: “Мы есть собираемся или как?”

“Нам завершить встречу, что ли?”

“Ааа, эээ...”

“Усядься.”

“Ладно.”

Он ненадолго усаживался, а потом опять начинал ёрзать и задавать вопросы: “Ну что, как? Мы закончили уже?”

Мистер Непоседа. Было тяжело. Но вариантов у нас не было. Это было единственное, что мы могли поделать.

38. Всё саботируется!

В начале 1975-го года мы собрались вместе, чтобы написать и отрепетировать материал для будущего альбома “Sabotage”. Работа над этим альбомом заняла много времени, так как мы день находились в студии, а следующий проводили в суде или на совещании с адвокатами. Судебное предписание обязывало появляться в суде, а повестки нам вручали даже, когда мы были в студии. Это отвлекало. У меня было такое чувство, что нас саботировали на протяжении всей работы, мы получали пинки со всех сторон. У нас постоянно была какая-нибудь проблема, то с менеджментом, то ещё с кем-то. Это сплотило команду в одно целое, потому что ситуация была, когда мы против них. Мы пытались делать музыку, было тяжко создавать что-то в таких условиях, в плоть до того, что мы написали об этом песню, которая в какой-то степени отражает ту ситуацию. Вот почему один из треков на альбоме, озаглавленном “Sabotage”, называется “Writ” (“Повестка”).