Железные ворота - [143]

Чем ближе стрелки приближались к тому часу, когда Измини уходила прежде в контору, тем трудней ей было держать себя в руках — она готова была выбежать с криком на улицу. Теперь она понимала, что жизнь ее изменилась, что она оказалась совершенно одна, а вокруг царил сплошной хаос. Ангелос сидит в чулане; она без работы, одинокая, во враждебном мире; все прочее стало незначительным, ничтожным, отошло в прошлое, погибло, точно и не существовало вовсе. Через несколько дней встанет вопрос о пропитании, а кто ей поможет? Вот до чего она докатилась. У Ангелоса, не подозревавшего о том, что случилось, заперта дверь, и веревка лежит свернутой под кроватью. А он, наверно, умирает от голода. «Раз он не нуждается во мне, я для него ничего не значу. Может быть, он не желает меня больше видеть. Его право. Но он должен прежде всего прямо сказать об этом». Она рассердилась на саму себя: как подобная глупость пришла ей в голову? Нелегко порвать навсегда с человеком, даже сказав ему правду. «Разве ты не мерзкая скотина, если презираешь тех, кто тебя любит?» Она поднялась по лестнице, потом спустилась вниз, походила по двору, отшвырнула ногой цветочный горшок, вдребезги разбившийся о плиты. Прошел трудный час, она осталась дома.

Запершись у себя в комнате, Измини билась, рыдала, оплакивала свою жизнь. «Не говорите со мной, как с больной… Я устала, мне тошно от советов и утешений». Потом она бесцельно бродила по улицам. Иногда кажется, что у людей, точно на негативах, темные лица, светлые брови и в центре глаз белая бусина. А иной раз вообще не видишь ничего вокруг — ни людей, ни машин, ощущаешь только сильный ветер, от которого захватывает дух. Город словно немой, различаешь только какое-то неясное мычание; некоторые дома опрокинуты — неужели никто не замечает катастрофы? «А мне что за дело? Я всегда стремилась только к тому, чтобы обрести хоть немного покоя». Как люди находят время одеваться, как научились открывать и закрывать рот, считая, что разговаривают? Разве капелька душевного покоя, полученного ценой всей твоей жизни, слишком большое притязание? Все на тебя смотрят как-то странно, словно ты отмечена роковой печатью, в то время как тебе самой очень хочется быть ближе к людям. В отличие от них ты не ощущаешь ни голода, ни жажды, забыла о сне — ты будто окаменела. «Если я столько лет ждала, то это не признак слабости. Я знала прекрасно, чего добивалась. Мне стоило это не дешево. Подумать только, с гимназических лет я в постоянной тревоге…» Дома на улицах, точно по волшебству, расступаются перед тобой и, быть может, преграждают путь другим.

Измини вернулась домой и села на лестнице. Куда еще идти? Подошла Вангелия и стала утешать ее. Все теперь на волоске, не стоит так огорчаться, она девушка толковая и скоро найдет работу. «Тысячи людей…»

— Я погубила свою жизнь, потеряла напрасно годы! — воскликнула Измини. — Откуда взять мужество, если произошла катастрофа и нет уже никакой надежды? Его непременно арестуют, ведь он, отчаявшись, выйдет на улицу, чтобы добыть себе какое-нибудь пропитание.

И в эту ночь веревка не спустилась. Измини была вне себя от горя. Она налила в кувшин воды, завернула в салфетку кусок хлеба и оставила все это перед дверью чулана. Если он мучается от голода и жажды, то сам виноват — нечего проявлять нелепое упрямство.

Гроза надвинулась, и тебе уже безразлично, когда рассветает и когда смеркается. Это интересует тех, кто в гуще жизни, кто может отсчитывать время и отличать сегодняшний день от завтрашнего. Сейчас взгляд твой прикован к высокой стене, и ты видишь только ее однородную серую поверхность. Стоит ли задаваться вопросом, что будет дальше и как избежать беды? Ангелос сидит в чулане, наедине со своим отчаянием. Если ты его бросишь, он умрет, голодный и покинутый, а ты словно приведешь в исполнение приговор.

И на следующее утро кувшин был полон воды, а хлеб не тронут. Сам он не открыл дверь, и Измини не постучала из гордости. Он видел ее через щель в ставне, но она делала вид, что поднялась на террасу в поисках прохлады. Он, наверно, страдает от жажды, губы у него пересохли, во рту жжет. Может быть, он наказывает сам себя за то, что не может принять решения. Дом в Холаргосе не был мечтой, как он думал, воздушным замком; этот дом окружен железной оградой, стены у него каменные и прочные. Она постояла немного у перил и спустилась во двор, где ее поджидал Фанис.

— Что нового? — спросил он.

— Все по-старому, — ответила она, не зная, что он, собственно, имел в виду.

— Я вижу, последние дни ты вроде чем-то обеспокоена… Все ли в порядке? То и дело ты подымаешься и спускаешься по лестнице…

— На террасе прохладней, — сказала Измини.

— Будь осторожна… Кто знает, какие люди заходят во двор… Жаль, если…

— Что? — спросила она испуганно.

— Ладно. Хватит того, что ты поняла. — И он вернулся в цех.

Мгновенно все изменилось. Значит, Ангелоса заметили. Раз о нем известно одному человеку, то, вполне вероятно, известно и многим. Как об этом догадался Фанис, так же, наверно, догадались и другие. Значит, тебе не удалось его уберечь. Неужели он в опасности из-за какой-нибудь твоей ошибки? Как тебя носит тогда земля? «А если он погибнет по моей вине? Значит, он вправе не желать меня видеть, не пить даже воду, которую я ему приношу. Видно, он понял, что я причинила ему зло, что я недостойна охранять его жизнь, предлагать ему самое ничтожное — свое попечение и этот чулан». Он должен уйти из этой каморки, и ты опять его потеряешь. Если он останется там еще хоть на день, может случиться несчастье. Но куда ему идти?