Железные франки - [14]

Вынеся это соломоново решение, Анри разрешил Констанции расчесать большим гребнем огненные гривы боевых скакунов Раймонда – быструю саврасую Газель, каурого Вельянтифа, названного в честь коня Роланда, Тенсендура, тезку коня Шарлеманя, и мощного гнедого Буцефала. Кони прядали ушами и благодарно всхрапывали.

– Но разве могут мелкие раздоры испортить старую, испытанную дружбу?! – Анри, кряхтя, нагнулся и принялся вычищать копыта Тенсендура. – Разве не Куртене после смерти короля уговорил баронов избрать новым королем Бодуэна, а тот за это отдал другу все графство Эдесское? Только на моей памяти Иерусалим пятнадцать раз являлся на подмогу Антиохии!

Спину Молнии Анри покрыл голубой попоной, Корунда – стеганой шерстяной, а огненных княжих коней – бархатными алыми чепраками. В любом бою Пуатье можно было узнать по жеребцу красной масти в багровом убранстве, в каждый поход за ним вели четырех боевых дестриэ – натренированных, вышколенных коней, способных неутомимо нести тяжелого седока в полном вооружении. Такой скакун и рыцарь становились единым существом и в атаке могли запросто опрокинуть десять стоящих друг за другом пехотинцев. Потеря каждого благородного животного, обученного беспрекословно повиноваться хозяину в любых условиях, была невосполнима. Умного, быстрого и выносливого жеребца сарацины даже за сто динаров франкам не продали бы, а доставлять коней морем из Европы было еще дороже.

– Надо отдать должное старому сквернослову и задире – Куртене знал секрет завоевания людей, – неохотно признала Грануш.

– Что за секрет, татик-джан? – Констанция затаила дыхание. С таким секретом она сможет всех завоевать и наверняка прославится!

– Да секрет-то прост, – отмахнулась мамушка. – Веди себя с каждым так, как ты вел бы себя со своим земляком и единоверцем.

Констанция разочарованно сморщила нос. В Евангелии, конечно, велено любить даже врагов, благословлять проклинающих и молиться за обидчиков, но она по себе знала, как трудно это делать искренне, всей душой, а уж представить себе воинственного Куртене, ревностно исполняющего эти заповеди, было совершенно невозможно.

– Да, мы столько лет прожили бок о бок с армянами, тюрками, арабами, греками, ассасинами, бедуинами, курдами, друзами и прочими… – Анри покосился на армянскую няньку, пошевелил седыми усами и заключил дипломатично, – чужаками, что к любой нечисти притерпелись. Уж дьявол постарался, чтобы и добрые христиане, и всякая обрезанная погань на поверку оказывались схожими. – Засыпал в ясли овса и замер, вспоминая: – Мой старый сеньор был при смерти, потому что на него обрушилась балка из укреплений, когда пришло известие, что тюрки напали на крепость Кайсун. Покалеченный граф уже не мог сесть на коня, – голос конюшего дрогнул, в рассеянности он потащил обратно к колодцу бочку с водой, которую только что с огромными усилиями доволок до стойл, – а сынок его заявил, что силы, мол, неравны, и отказался идти в бой за собственный Кайсун. Но пока был жив старый Куртене, не могло такого случиться, чтобы на Эдессу напали, а навстречу врагу никто не вышел! Мой умирающий господин велел привязать себя к носилкам. И с перебитой спиной старик сгодился больше, чем его никчемный сынок. Отстоял свой Кайсун и погиб в бою, как и полагается рыцарю. – Конюший носком сапога раскидал во все стороны сено, так же, как когда-то раскидывал всех врагов храбрый Жослен. – Эх, останься он жив…

Оруженосец засопел и в третий раз перевесил сбрую с одного гвоздя на другой:

– Но пока скрипит ваш дряхлый и никчемный Анри, не волнуйтесь, княгиня…

Констанция не выдержала, подскочила к телохранителю, сжала его заскорузлую, грязную руку:

– Анри, да какой же ты дряхлый?! Вот заживет твое колено…

Анри вытер заслезившиеся от пыли глаза, полез чистить конское брюхо:

– Недолго осталось… Из тех, кто завоевал Утремер, в живых уж никого. Один я торчу зачем-то, как последний зуб во рту нищего. В Эдессе сегодня и трехсот рыцарей не найдется. Все земли за Евфратом потеряли, а ведь когда-то владения графства до Тигра доходили.

– Грехи ваши вопиют, сколько людей поубивали-то, – поджала губы Грануш.

– Да какие у нас нынче грехи… – смущенно пошевелил мохнатыми бровями старый вояка. – Это вот нынешним как раз грехов не хватает: не готовы ни врагов убивать, ни сами умирать. Сынок Куртене, Жослен II, ничем, кроме имени, с отцом не схож. Из-за него я и перешел на службу в Антиохию. Измельчало это никудышное новое поколение, на всем готовом растут, избалованные, хотят жить в одно свое удовольствие. Недаром их пуленами прозывают – жеребятами. Они такие и есть: доверчивые, глупые и слабые, как жеребята. – Кивнул на виновато моргающую Констанцию. – Посмотрим, сможете ли вы хотя бы удержать то, что вам предки в руки вложили! Многие сегодня надеются миром с проклятыми сельджуками договориться. Да спасет нас от этого Господь!

Констанция тоже родилась в Утремере, а значит, и она – никуда не годный пулен!

– Это татик… – кивнула она на мамушку. – Это она меня разбаловала…

– Разбаловала?! – Грануш возмущенно всплеснула полными ручками: – Дитя крохотное на ночь перекрестить некому было!