Железное сердце - [7]

– Я… я думаю… нет, конечно же нет, – залепетала фрейлина. – Вообще-то, я так совсем не думаю…

– Понятно, – оборвала ее королева.

Она шагнула к окну и подняла руки. Лучи света, врываясь в окно, отразились в бриллиантах мантии, и крохотные призмы тут же разложили свет на составляющие, окутав королеву облаком радужного сияния.

– Эти бриллианты нужны мне для того, чтобы предотвратить войну, – сказала она. – Увидев меня, посол наверняка решит, что, раз я осыпаю себя драгоценностями, словно конфетти, мне ничего не стоит усеять море военными кораблями. Лучший способ выиграть войну – не начинать ее.

Элизабетта потупила глаза и молча кивнула.

Королева опустила руки, взглянула на позолоченный циферблат стенных часов и нетерпеливо бросила:

– Где она? Почему ее до сих пор нет? Я велела ей явиться еще полчаса назад.

– Она здесь, ваше величество, – сказала Беатриса, внося пару шелковых туфелек. – Ожидает в приемной.

С этими словами фрейлина поставила туфли перед королевой, и та вступила в них. Затем, схватив со столика клочок чего-то серого, стремительно вышла из комнаты, звонко цокая каблуками по каменным плитам.

Принцесса стояла у окна в приемной королевы и ждала, вертя кольцо на пальце левой руки. Золотой ободок с единорогом в овале, обрамленном мелкими бриллиантами, назывался Кольцом Власти, и не зря: монархи Грюнланда передавали его своим наследникам из поколения в поколение.

По мнению королевы, на свете не было человека, менее подходящего для этой роли, чем принцесса София. Подойдя к ней, королева взяла ее за руку, разжала пальцы и опустила в ладонь девушки клочок серого меха.

– Волчья шерсть, – сказала она. – Снята с куста шиповника. Волк не совершал смертельного прыжка, правда?

Софи смотрела на шерсть и молчала.

Взяв девушку за подбородок, королева развернула ее к себе лицом.

– Ты дала ему уйти, – сказала она.

– Да.

– Зачем?

Глаза Софи, влажные от подступивших слез, с мольбой смотрели на мачеху.

– Я… Мне стало его жаль. Ему было так страшно.

Королева, презрительно фыркнув, выпустила подбородок падчерицы.

– Охота была затеяна, чтобы ты могла показать свою силу, а не слабость. – (Софи снова уткнулась взглядом в пол.) – Ты проявляешь мягкость там, где нужна жесткость, милуешь, когда следует карать. Ты отпускаешь на свободу волков, ты покровительствуешь трусам и дворовым мальчишкам.

– Десять плетей убьют его, – вставила Софи еле слышно.

– Никто еще не умирал от десяти ударов. Но даже если умрет, что с того? – перебила ее королева. – Этот мальчишка, его отец… Они никто. Только монархи что-то значат. Как ты не понимаешь? – Она протянула к падчерице руки, ладонями кверху. – На моей левой ладони – жизнь этого мальчишки, слабака, который, скорее всего, никогда не станет мужчиной. На правой – жизнь королевы… правительницы, на которую возложена забота не об одном подданном, а о целом королевстве. – Она опустила левую руку, а правую подняла вверх. – Что такое жизнь одного мальчишки в сравнении с жизнью королевы? – Вопрос еще висел в воздухе, а королева уже опустила руки и задала другой: – Какой пример мы подаем подданным, если позволяем ослушникам избегать наказания?

Софи пришлось собрать все силы, чтобы встретить испепеляющий взгляд мачехи.

– Гончей тоже было страшно. Разве это плохо – проявить милосердие к тому, кто испугался? – спросила она.

Королева рассмеялась в ответ. Ее смех был безрадостным и сухим, будто долго лежал в пыльной кладовке.

– Милосердие – другое название для слабости. Сохрани волку жизнь – и он отплатит тебе, вырвав у тебя горло. Страх – вот что гарантирует безопасность королевы. Люди подчиняются мне, потому что боятся меня.

– Люди подчинялись моему отцу, потому что любили его.

Слова сами слетели с языка Софи, и она тут же пожалела о сказанном. Мачеха терпеть не могла разговоров о покойном супруге, которого народ действительно боготворил.

– Твой отец мог позволить себе такую роскошь. Он был мужчиной, и его любили уже за это, – резко ответила она. – И никто, даже злейшие враги, никогда не подвергал сомнению его право занимать трон. Мне повезло меньше, я женщина. Та же участь ждет и тебя. Народ должен чувствовать твердую руку, иначе он распустится. Я была регентшей шесть лет, со дня смерти твоего отца. Завтра состоится твоя коронация, и ты взойдешь на трон. Как ты будешь править целой страной, Софи, не умея управлять даже собой?

Не успела принцесса раскрыть рот, как во дворе раздался барабанный бой, мрачный, как на похоронах.

– Ага, капитан гвардии, кажется, взялся за исполнение моего приказа. – Королева распахнула окно и стала смотреть вниз, во двор, через минуту она повернулась к Софи. – Хочешь взглянуть?

Девушка замотала головой. В ее глазах стояли слезы.

– Нет? Так я и думала. Это ведь так тяжело, так больно, да? Но в этом вся суть власти – править тяжело и больно. Приходится принимать непростые решения и выносить жестокие приговоры, чтобы держать подданных в повиновении, а врагов – на почтительном расстоянии. – Королева указала на падчерицу пальцем. – Это из-за тебя сейчас выпорют мальчишку и убьют собак. Если бы ты не отпустила ту трусливую суку, ничего этого не случилось бы. Теперь ты понимаешь, к каким тяжелым последствиям приводят добрые поступки?