Железная роза - [20]
К столу сошлись в шестом часу. Настоял на этом Иван Родионович, знавший столичные порядки и решивший блеснуть своей образованностью. Повара с утра сбились с ног, готовя редкостные кушанья, зато все удалось на славу. Незаметно оглядев стоявшие на белоснежной скатерти многочисленные закуски, Петухов удовлетворенно крякнул. Продолжая переглядываться, гости сели за стол.
Подали начавшее входить в моду шампанское. Лакеи бесшумно наливали гостям вина.
Выпив бокал шипучки, Петухов недовольно поморщился и потянулся к бутылке с анисовой, шепотом приказав лакею пододвинуть тарелку с маринованными грибками. Его примеру последовали многие.
Поздравив хозяев с новосельем, принялись за еду. Иван Родионович попытался было завязать приличный случаю разговор, но вскоре увидел, что это бесполезно. Всяк угощался по своему характеру. Чем дальше, тем все оживленнее становилось за столом.
— Нет, вы своими девками не хвалитесь, — говорил, разглядывая на свет налитое в рюмку вино, Звенигородский сидевшему напротив Петухову, — ваши девки супротив моих гроша не стоят.
— Не скажите, ваше сиятельство. Уваровские по всей округе славятся, мастерицы отменные, хоть кого спросите.
— Ха, отменные! Да мы вот у князя спросим. Князенька, Василь Ардальоныч, рассуди нас с Петуховым. Он говорит, что уваровские девки лучше моих, как по-твоему?
— Не слышу я, батюшка, стар стал. О чем разговор?
— О девках.
— Врут, батюшка. Какие девки, сплетни одни!
Звенигородский рассмеялся. Знал он репнинскую слабость. Нагонит в горницу подростков-девчат, прикажет раздеться донага и смотрит, вспоминая бурно проведенную молодость.
— Да я не о ваших говорю, а о своих. А может, вы мне своих продадите или сменяемся?
— Стар уж, стар я такими делами заниматься.
Махнув на Репнина рукой, Звенигородский снова вернулся к прерванной беседе с Петуховым.
Иван Родионович, разговаривавший с дамами о столичном политесе, вдруг встревоженно глянул на другой конец стола, где сидел Андрей, и, извинившись, направился туда.
— Не продашь? — хрипло спрашивал Андрей сидевшего наискосок от него Хорькова. Жилы на его сухой, мускульной шее налились, как бывало у него в минуты гнева. — А хочешь, я тебя со всеми потрохами куплю?
— Я хоть и гость ваш, Андрей Родионович, но оскорблять себя не позволю. Я столбовой, потомственный дворянин.
— Плевать мне на твое потомство!
— О чем спор? — спросил, подойдя, Иван.
— Да вот, братец ваш оскорбляет меня. Деревеньку свою не хочу ему уступить.
— Нашли о чем спорить. Деревенька ваша, вы и владейте. Андрюша, подь-ка на минутку!
Андрей недовольно посмотрел на брата и вылез из-за стола.
— Непристойно ведешь себя, братец. Чай, мы не мужики. Что про нас после этого говорить будут? В Питере слух пройдет. Я на знакомство с князьями большую надежду имею, через них и дела вершить можно и еще кое-чего добыть.
Слова Ивана подействовали. Вернувшись на место, Андрей налил два бокала вина, протянул один из них Хорькову.
— Ну ладно, помиримся!
Лицо Ивана, наблюдавшего сцену примирения, посветлело. Он повернулся к сидевшему рядом Федору Немчинову и стал расспрашивать его о знакомых тулянах. Их беседу прервал дворецкий Масеич. Подойдя к Ивану Родионовичу, он потихоньку, чтобы не привлечь внимание гостей, доложил:
— Там поп пришел, к вам просится.
— Какой поп? Сорока?
— Он самый.
— Не нашел другого времени! Пусть завтра зайдет.
— Просит, чтоб непременно сейчас.
Баташев недовольно поморщился.
— Проведешь его ко мне.
— Слушаюсь!
Сказав Немчинову, что он на минутку отлучится, Баташев вышел.
— Зачем пожаловал, батя? — встретил он Сороку.
— Зашел вот. На новоселье.
Иван Родионович не нашелся сразу, что ответить попу.
— Спасибо, не забыл.
— Я‑то не забыл. А вот вы мной погнушались.
— Что ты, у нас ведь только свои собрались.
— И я вроде не чужой. Руду-то кто вам показал?
— Помню.
Баташев подошел к стоявшему в углу кабинета шкафчику, достал оттуда бутылку рому, налил два бокала.
— Давай, батя, выпьем, во здравие дома сего!
— Вином откупиться хочешь? Нет, благодарствую. Коли я не к масти козырь, делать мне здесь нечего.
— Да ты не обижайся!
— Мне не на вас, на себя обижаться надо. Покажи, как выйти-то!
Иван молча пошел провожать незваного гостя.
Отсутствие Ивана Родионовича в зале осталось незамеченным. Пир шел горой.
Долго трещали после званого обеда головы у гостей, долго вспоминали они баташевское празднество. Потратились Баташевы не зря. С похвалой отписывали помещики своим родственникам в столицу о хлебосольстве и богатстве заводчиков, добавляя в конце, что, хотя и простого они звания, знакомство с ними водить можно, в накладе не останешься.
VIII
Ни днем, ни ночью не умолкает шум на молотовых фабриках — тяжело грохают кувалды, беспрерывно звенят наковальни. С визгом и лязгом жуют металл плющильные станы в новых мастерских. Два раза в сутки распахиваются массивные дубовые ворота заводов, обнесенных высокими, прочными заборами.
Сначала на завод пропускали людей, идущих на работу. Как капли дождевой воды, стекаясь вместе, образуют ручьи, вливающиеся потом в реку, так стекались в один могучий поток отдельные группы шедших на завод работных. Лица людей, изо дня в день тянувших свою каторжную лямку, были, казалось, навек пропитаны заводской копотью. На вид сухощавые, работные были словно вылиты из железа: жилистые руки, слегка согнутые спины дышали могучей силой. Скинув с себя пропахшее потом веретье, обнажившись до пояса, становились кузнецы, кричные мастера, катали к горнам, обжимным молотам.
