Железная матка - [3]

   Отцу Сахмада, Равелю, сделавшему в последствии хорошую карьеру, вредоносная сила проклятья не причинила ущерба. А вот сына Равеля уже задела...

   По пути мальчик зашел в пустую мечеть, чтобы совершить намаз, потом добрался до дома Осамы. Постучал в стену условным стуком. И пока товарищ одевался (вечно его приходилось ждать), стоял снаружи, озираясь, как часовой на страже.

   Город еще не проснулся как следует. Только-только поднимались рабы и слуги, разводили очаги, шли за водой, выплескивали помои на мостовую, заражая округу зловонием. В домах зажигался свет керосиновых ламп. Главный минарет Кремля и города - Большой Иван - гигантской колонной, бирюзой и золотом украшенный, возвышался над всей округой. Полумесяц на его куполе, выкованный из чистого серебра, состязался в блеске с луной. На золоченых маковках других церквей также были сбиты христианские кресты и на их месте блистали мусульманские символы.

   Вот уж появились первые прохожие. Две женщины прошелестели мимо, закрытые паранджой с головы до пят. Их не сопровождал мужчина, значит, это были старухи-служанки. Процокали копытами два ишака, один держится зубами за хвост другого, а переднего вел под уздцы заезжий купец-челнок. Вчера утром только приехал в город с товаром, привез кроссовки от шведов, а сегодня уезжает с быстрыми деньгами. Пробирается переулками, окольными улицами, боясь сторожей и грабителей. Бородатое чело сосредоточено, губы неслышно шепчут молитву, на плече - пулемет с жестяной утробой, где дремлет туго скрученная лента-змея, напичканная патронами. А за городом еще страшнее. Если поедет один, без каравана, обязательно ограбят его чечены и, скорее всего, убьют.

   Дом Осамы был переделан из европейского по восточному канону: с окнами во двор. Бесстыжие фасадные окна были заколочены досками и обмазаны глиной пополам с соломой. Так святая святых правоверного мусульманина - его семейная жизнь - была надежно защищена от любопытных взглядов прохожих.

   Отворилась калитка. Со двора вышел отец Осамы, Мукур, приветливый, но малоразговорчивый катруз. Лицо его топорной работы заросло до бровей черной бородой. У него даже из ушей, не говоря уже о ноздрях, торчали пучки черного волоса. Мукур вывел пару ишаков, запряженных в арбу о двух колесах с бортами, на которой он возил навоз, торф или саженцы. Отец Осамы был садовником, трудился в одной из оранжерей висячих садов, разбитых для жены эмира. Подражая Семирамиде, она развила бурную деятельность по этой части. Садовники ее не знали отдыха. Даже сейчас, поздней осенью.

   - Зайди в дом, погрейся, - сказал садовник Сахмаду, после взаимного приветствия.

   Ранний гость вежливо отказался, сославшись на срочные дела. Мукур тактично не стал расспрашивать, что за дела у мальчишек в раннее утро священной пятницы. Школяры имеют полное право отдохнуть от занятий в школе-медресе в законный выходной день, провести его так, как считают нужным. Мукур уважал Сахмада, сына столь влиятельного человека в городе, рад был, что его Осама находился под благим покровительством и не водится со всякими голодранцами. Сын смотрителя дворца эмира не станет заниматься чем-то предосудительным. Так рассуждал волосатый Мукур.

   Почесав свою задницу, тоже, наверное, такую же волосатую, садовник забросил в деревянный кузов арбы кетмень со следами черной земли на железном лезвии, взял под уздцы своих ишаков и хотел уж было тронуться в путь, но тут из дома выскочил, наконец, копуша Осама, крикнул отцу, чтобы подождал, потом стал просить, подвести его с Сахмадом до Спасской башни. Мукур смилостивился, разрешил. Мальчики поставили на повозку свои самокатные сумки и следом вскочили туда сами. Сахмад сделал это легко, как птичка, но сейчас же пожалел об этом. Арба была грязной, от нее тяжело пахло навозом. Кроссовки новенькие замарались. Это огорчило аккуратного Сахмада. Он сел на поперечную доску, краями опиравшуюся на борта, неловко поджав ноги, стараясь касаться грязного дна только ребрами подошв. Осама же не обращал на грязь внимания. И правильно, решил Самхад, все равно ребята измажут обнову, чтоб не хвастался.

   Садовник гикнул, легонько стегнул животных, и они, забив копытами, тронулись, поехали. Колеса с облезлой резиной загромыхали по булыжникам, деревянную повозку трясло как в лихорадке. Навстречу проехал водовоз, вез в большой бочке родниковую воду для богатых жителей Кремля. Простой люд внешнего города пил плохую воду из колодцев. А на территории Кремля били чистые ключи.

   Проводив взглядом бочку с дорогой влагой, пахнущей померанцем, Сахмаду на ум пришло спросить:

   - Ты воду взял?

   - Взял, - ответил Осама и ударил несколько раз костяшками пальцев в то, на чем сидел. Из рогожного мешка его сумки виднелась верхушка большой армейской фляги с облупившейся краской цвета пустыни. - Полная, на всех хватит.

   Сахмад покровительственным тоном похвалил товарища. Прирожденный и многими мальчишками признанный командир, он знал, что своих воинов нужно время от времени хвалить, а не только ругать. И еще их иногда надо чем-нибудь удивлять. Осаму обновкой не удивишь, он просто делает вид, что не замечает. Была у него такая привычка. Чтоб товарищ не заносился. Иногда это раздражало. Но Сахмад знал, чем его можно удивить.