Железная хватка графа Соколова - [24]

Соколов перевел взгляд на стол. Там лежали фотографии Чукмандина и Хорька. Он спросил:

— И кто из этих двоих из окна вылез?

— Да вот этот, с длинным носом, — и Матрена уверенно указала на Чукмандина. — Вот с ним-то у меня история вышла.

— История? Какая же?

— Да как эти лиходеи стали уходить, я за рукав своего дуралея дергаю: мол, Вась, дунь хоть в свисток!

Городовой прибежит, мы на жуликов навалимся и одолеем их. Нам деньжат в награду дадут.

— Заробел я, ваше превосходительство! Думаю: а что, коли на месте прибьют? — вздохнул Василий.

— Эх, Вась, ты у меня насчет выпить — орел, а где себя явить — полные штаны навалял. Тогда я подняла камень да вдогонку за ворьем. Настигла, ору: «Стой, насмерть зашибу!» Тот, что с баулом был, шипит, словно змей подколодный: «Чего, такая-сякая, шумишь? Пошла отседова, пока мы тебя на двоих не раскатали!» Ух, взъярилась тут я, прямо самой вспоминать жутко. Как хрястну камнем охальника. Хотела в ухо, да попала в плечо. Он вскрикнул, баул выронил и меня чем-то саданул в плечо. Крови нет, а рука как плеть повисла — левая. Синяк громадный. Показать? Только пусть эти выйдут, платье снимать придется. Да, осерчала я, руками разорвала бы его, паразита. А он на меня револьвер наставил, зубы стиснул: «Стрельну!» Пока я в себя приходила, тати ночные как припустятся — через железную дорогу. Я им вдогонку свистнула — вот так! — Матрена вставила в рот два пальца, и благопристойную тишину охранки резанул разбойничий свист. — Сбежали, лихоимцы!

Нокаут

Соколов уже с явным уважением взглянул на Матрену: — А дальше что?

— Взяла своего Анику-воина под мышку и потащила на угол, к полосатой будке. В ней наш знакомый городовой Матвеев так храпит, что в соседнем доме собаки ему подвывают, а жильцы просыпаются. — Матрена локтем толкнула супруга. — Ну, колода, доложи их превосходительству, чего следовало дальше.

— Чаво-чаво! Я разбудил их благородие городового, доложил про непорядок, а он заметно выпивши пребывал. Взял да в гузно сапогом меня пнул, ну, я на булыжную мостовую и покатился. И еще лежачему хотел добавить, спасибо, Мотя выручила.

— И впрямь выручила? — широко улыбнулся Соколов.

Матрена перекрестилась:

— Мой грех, ваше превосходительство! Вижу — наших бьют. Тогда я подскочила к городовому Матвееву да как звездану в глаз. Так он и рухнул без всякого движения. Очень боялась, две ночи слабо спала: а ну как за повреждение власти арестуют? Да вроде ничего, обошлось.

Василий решил пожаловаться Соколову:

— Одно название — баба, а дерется что квартальный надзиратель. Когда утром стало известно об мильоне, что эти двое у Шапиры уволокли, так Мотя меня по морде мочалила, мочалила: чего, говорит, дурак, в свисток не свистел? А в полицию уже боялись идти: еще чего нам припишут! Так и помалкивали, пока их благородие сами нас не отыскали.

Матрена вздохнула:

— Эх, ваше превосходительство, я себя казню. Никогда не надо русской бабе на мужиков надеяться — от них одна лихоманка да пьянство, самой следовало хватать воров. Глядишь, скрутила бы и премию от Шапиры заслужила. Я

бы развернулась, портерную лавку открыла.

Василий малость приободрился:

— Коли опять случай выйдет, непременно свистеть буду...

Матрена с материнской нежностью погладила русую голову мужа:

— Ваше превосходительство, вы на Ваську внимания не обращайте. Он простой у меня, незамысловатый. Дурак, прости Господи.

Педагогика

Уже через час, стараясь сдерживать дыхание, что не мешало распространять вокруг себя запах тяжкого перегара, выпячивая обильное чрево, перед Соколовым стыл в смертельном страхе городовой Матвеев. Под левым глазом красовался фингал, успевший приобрести зеленоватый оттенок.

До полного пенсиона Матвееву оставалось всего полгода. Теперь же, размышляя о трагедии собственной жизни, Матвеев твердо решил: «Коли со службы попрут, напишу записку: “Никого не винить!”, а сам под паровоз брошусь». Себя, любимого, было так жалко, что на очи накатывались слезы.

— Матвеев, к тебе дворник Пузанов на прошлой неделе обращался в ночное время?

Городовой обвел дворника налитыми кровью глазами, издал звук, похожий на тот, что бывает у кипящего чайника, и выдавил:

— Так точно, может, и обращался, ваше превосходительство...

Соколов посмотрел на сидевшего в углу Пузанова:

— Ты, Василий Данилыч, что сказал в тот раз городовому?

— Я доложил... Матвееву, что, дескать, две воровские фигуры... того... потащились... через железку, а баул с ними.

— А городовой что?

— Да ничего... Сапогом вмазал... того... по усесту... а более — ничего.

Неожиданно городовой повалился в ноги к Соколову, зарыдал:

— Воля ваша, виноват... Малость был выпивши... Не погубите, ваше превосходительство, господин Соколов! Сон кого хошь сломит.

Соколов, уже хотевший отправить донесение о должностном преступлении городового, смягчился. Приказал:

— На ноги — встать! Кру-гом! — И он проделал ту же процедуру, что городовой на прошлой неделе с Пузановым. И заметил: — Впредь старайся, на посту бди! Пшел!

Счастливый городовой пробкой выскочил в дверь, мысленно благословляя графа Соколова. Только что и успел крикнуть:

— Бегу, грешник, в трактир, рюмку за ваше превосходительство перекувыркнуть! Душевный вы человек...