Желание - [244]

– Ты помнишь тот вечер? – спрашивает она. – Я так нервничала, но ты просто взял меня за руку и снял с того парапета.

Вестибюль ходит ходуном, как будто основание школы сотрясает нескончаемый взрыв. Но Грейс не сдается.

– Ты танцевал со мной по небу, ты помнишь? Мы парили несколько часов. Я замерзла, но мне не хотелось возвращаться в тепло. Не хотелось упускать ни секунды нашего танца в небесах.

– Грейс. – В его голосе звучит мука, она отражается в его глазах, и он впервые полностью сосредоточен на ней. Этого я и ждал – возможности разрешить эту проблему, не пересекая красных линий, но когда Грейс прижимается к нему, я наношу удар, вложив в него, пожалуй, чуть больше силы, чем хотел, и Джексон отлетает назад.

Он ревет, ударившись о стену возле дверей с такой силой, что на вековых камнях остается вмятина от его тела. Но он быстро оправляется и бросается на меня, а я наклоняюсь и делаю вдох – впервые за несколько минут.

Джексон пытается ударить меня – что неудивительно, – и я уворачиваюсь. Но когда он поворачивается и пытается опять пустить в ход свой телекинез, я решаю, что с меня довольно.

– Только посмей, – рычу я и направляю в его сторону такую силу, что мрамор под его ногами взрывается и образуется дыра, в которую он проваливается.

У него уходит всего лишь секунда на то, чтобы выскочить из ямы и броситься на меня опять. Что радует. За последние недели я много чего вытерпел от этого говнюка, и с меня хватит.

Должно быть, остальные понимают это, потому что они вцепляются в Джексона, а Грейс поворачивается ко мне.

– Прекрати! – рявкает она, и я застываю. – Тебе надо отойти. С ним что-то не так.

Она права. Я знаю, что она права – я и сам чувствую, что с ним что-то не так. Но я не могу не раздражаться из-за того, что она принимает его сторону – опять.

Но тут уж ничего не поделаешь – иначе я сам буду выглядеть как мудак, – так что я киваю и делаю шаг назад. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как она опять поворачивается к Джексону… как всегда.

Джексон уже достаточно успокоился, чтобы Флинт и Иден могли отпустить его и отойти назад. Лука становится между мной и им – он мнит, будто ему под силу предотвратить еще одну стычку между нами, что смешно, но я ничего не говорю.

Тем более что Грейс убеждает Мекая тоже отпустить моего брата, прошептав:

– Я с ним справлюсь.

А потом подходит к нему – совсем близко – и обнимает его.

Ладно, проехали. Мне становится еще тяжелее, когда я вижу, как она обнимает его, как он утыкается лицом в изгиб между ее шеей и плечом, и они прижимаются друг к другу.

Как же мне тошно. Тошно от того, что я оказываюсь на вторых ролях после брата снова и снова.

Я все понимаю, правда понимаю. Между ними давно есть отношения. Они любят друг друга. А я люблю их обоих. Если с моим братом что-то не так, то я, разумеется, хочу, чтобы он получил помощь, которая ему нужна. Просто мне не хочется, чтобы эту помощь всегда оказывала ему Грейс.

Они шепчутся пару минут, и я даже не пытаюсь подслушивать. Что бы это ни было, это их дела. И когда мне станет ясно, что ей ничего не грозит, что Джексон больше не будет кидаться на людей, я уйду. Отойду в сторону, оставлю их в покое.

Мне и самому нужен покой, ведь я слышу, как Грейс говорит, говорит громко, так что ее слышат все.

– Послушай меня, Джексон Вега. Что бы между нами ни произошло, ты всегда будешь моей проблемой. Ты всегда будешь важен для меня. И мне очень, очень страшно, так что ты должен сказать мне, что с тобой происходит.

Он начинает говорить, но затем просто качает головой, и она шепчет:

– Почему Карга сказала это? Почему она заявила, что у тебя нет души?

Все внутри меня замирает, пока Джексон не отвечает:

– Я не хотел, чтобы ты знала. Не хотел, чтобы кто-нибудь знал.

– Значит, это правда? – спрашивает она. – Как? Когда? Почему?

Как и все остальные, я подаюсь вперед, чтобы услышать ответ, чувствуя, как меня раздирает ужас. Потому что, как бы я ни был зол на него и на всю эту ситуацию, он все равно остается для меня тем малышом, которого я когда-то пытался защитить от Сайруса. Которого старался спрятать от гнева Далилы. Тем пареньком, ради которого я предпочел умереть, поскольку иначе мне пришлось бы убить его.

– Я знал, что со мной что-то не так – ведь это продолжалось уже несколько недель. Поэтому, когда я последний раз был в Лондоне, я обратился к врачевателю, – говорит он Грейс, не переставая стискивать ее руку.

– И что он сказал?

– Он сказал… – Голос Джексона срывается. – Он сказал, что, когда узы нашего сопряжения были разорваны, вместе с ними разорвались и наши души.

Черт возьми. Мне хочется завыть, и меня охватывают ужас и ярость.

– В каком смысле? – спрашивает Грейс. – Как наши души могли разорваться? Как они могут… – Ее голос тоже срывается.

– Это случилось потому, что наши узы были разорваны против нашей воли – и с такой силой, что это едва не уничтожило нас обоих. Ты помнишь?

– Конечно, помню, – шепчет она.

– Почти сразу после этого ты оказалась сопряжена с Хадсоном, и врачеватель уверен, что его душа обвилась вокруг твоей и не дает ей распасться, так что с тобой все будет хорошо. Но я…