И вечное небытие уже вовсе не кажется страшным, оно не пугает, а наоборот, странным образом притягивает, манит, кажется избавлением от всех разочарований, от постоянной боли изношенного тела, от первых признаков старения, от постоянной усталости. Я беру свой любимый японский разделочный нож, за который заплатил семнадцать долларов, медленно прикладываю его к груди пониже мечевидного отростка, берусь двумя руками за рукоять и хочу нажать со всей силы, чтобы лезвие вспороло аорту, чтобы моя горячая кровь излилась через рану тугими толчками, и чтобы наступил долгожданный вечный сон.
Я медленно усиливаю нажим, показывается первая крохотная капелька крови. И тут на меня внезапно нападает нелепый животный страх, телесный страх, страх процесса умирания, страх физической боли, вызванной процессом насильственного расставанием с жизнью, несмотря на явную бесполезность последней.
Тело начинает дрожать крупной дрожью, на лице выступает постыдный пот. Я отнимаю нож от груди и пробую на вкус соленую кровь на кончике лезвия. Потом аккуратно споласкиваю нож в раковине, отрезаю им кусок швейцарского сыра и медленно, сосредоточенно жую. Затем накапываю в стакан с водой тридцать капель валокордина, и глотаю залпом.
Потом долго сижу на корточках в углу, пытаясь унять дрожь в мышцах и думаю от том, что человек - удивительно нелогичное существо. Я держу себя левой рукой за правое запястье, и тонкая жилка под моими пальцами бьется частыми тугими толчками.
March 2002
Dallas, TX