Жданов - [211]

Утром того же дня мы попали на приём к начальнику Управления пропаганды ЦК Александрову. Нам думалось, он сразу начнёт распекать нас, но говорил он каким-то приглушённым тихим голосом, оба, мол, журнала печатали сырые, мало художественные, а порой и идейно вредные произведения, но чашу весов переполнил рассказ "Приключения обезьяны", поэтому нас всех вызывают на Оргбюро ЦК»^{641}.

Слова уже знакомого нам Георгия Александрова показательны. Злополучный номер «Звезды» попался на глаза в Кремле где-то в первых числах августа и, видимо, не без помощи Маленкова спустил курок верховного гнева. Уже 7 августа 1946 года появляется подготовленная Александровым «Докладная записка Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) о неудовлетворительном состоянии журналов "Звезда" и "Ленинград"». Формально записка адресована Жданову как новому куратору всей агитации и пропаганды. Записка уже содержит те развёрнутые обвинения, что громко прозвучат на всю страну в августе и сентябре 1946 года — здесь фигурируют и Ахматова, и Зощенко, и другие.

Понятно, что помимо официального адресата копия документа попадёт на стол главного члена политбюро, да и сам Жданов не сможет скрыть её от старшего товарища. Учтём, что Александров — это человек Маленкова, и Жданов не простит ему эту историю — ровно через год выживет его с высот аппарата ЦК в почётную ссылку на пост директора Института философии. Но на тот момент Жданов не мог затормозить и замять это дело. Во-первых, работали свои аппаратные правила — документ был запущен, и на него надо было реагировать с учётом мнения и повышенного внимания к теме верховного вождя. Во-вторых, Жданов как лидер активно захватывающей власть группы просто-таки обязан был демонстрировать перед Сталиным объективность, в том числе и к своим «проштрафившимся» людям. В-третьих, все идеологические обвинения, прозвучавшие в докладной записке Александрова, вполне отвечали убеждениям Жданова (тот же журнал «Звезда» активно критиковался в первых номерах созданной Ждановым газеты «Культура и жизнь»). Другое дело, что сам Жданов не стал бы подавать эти претензии к журналам в форме, бьющей по ленинградскому партийному руководству. Но здесь уж его обыграл соратник-соперник Маленков.

Впрочем, не будем переоценивать такой удар — со стороны обороняющегося Георгия Максимилиановича это была лишь мелкая подножка наступающему Андрею Александровичу — главные баталии разыгрывались совсем в других сферах.

Докладная записка Александрова появляется 7 августа, а на 9 августа уже назначено заседание Оргбюро ЦК, как раз посвященное вопросам культуры, прежде всего литературы и кинематографа. Вот на это заседание в Кремль и вызвали Петра Капицу с прочими ленинградскими товарищами. Заседание начиналось в шесть часов вечера.

«Как было принято в те времена, мы сначала зашли в бюро пропусков, — вспоминает Капица. — Там нам сказали: "Проходите по списку". Списки были на контрольных пунктах у входа и внутри здания. Всюду сверяли фамилии с паспортами и, как бы ощупывая глазами, спрашивали: "Оружия не имеете?"

Нас удивило, что внутри здания на контроле стояли не старшины, а подполковники. Один из них провёл всех шестерых в фойе с буфетом.

— Располагайтесь и ждите вызова, — сказал он. — Если есть желание — можете закусить. Буфет бесплатный.

Дмитрий Левоневский — замредактора журнала "Ленинград" — любил поесть. Он тут же пристроился к бутербродам с севрюгой и копчёной колбасой. Мы открыли пару бутылок лимонада, похожего по шипучести на шампанское, и тоже принялись закусывать.

Вскоре к буфету подошли Николай Тихонов, Александр Фадеев, Всеволод Вишневский. Они тоже были приглашены на заседание»^{642}.

Кстати, заметим, что Капица подчёркивает отсутствие нательного обыска, какая-либо аппаратура обнаружения тоже отсутствует. А ведь тот же Капица воевал в морской пехоте — при соответствующих настроениях какой-нибудь трофейный «браунинг» малых размеров, скрытый под одеждой, мог бы уполовинить членов политбюро. Но, как видим, последние во главе со Сталиным не страдали излишней паранойей перед возможным киллером с пистолетом… Бутерброды с рыбой и колбасой в послевоенной стране при желании можно трактовать по-разному. Для одних это — атрибут «зажравшейся верхушки», для других — попытка создать минимальный комфорт сотням напряжённо работающих людей, которых постоянно и зачастую экстренно вызывали в Кремль с разных концов страны, и они прибывали сюда обычно прямиком с вокзалов и аэропортов.

«Минут через двадцать, — вспоминает Капица, — нас впустили в зал, где небольшие столики были расставлены в шахматном порядке. За каждый мог сесть только один человек. Впереди был невысокий барьер, за ним — полированный стол и три кресла.

В зал вошли несколько членов Политбюро, секретари Ленинградского горкома партии и работники Управления пропаганды Центрального Комитета. Они уселись за столики впереди нас. Вскоре и за барьером появились трое солидных мужчин. Андрея Александровича Жданова мы, конечно, сразу узнали, так как не раз встречали в Ленинграде. Он занял председательское место. Двое усачей уселись по бокам.