Жажда/water - [8]

Убить любого, убить себя. Он дошел до того, что стал ненавидеть жизнь. Зачем он заставлял себя, подталкивал, до ран, до крови, если ничто и никогда не устроит единственного человека, для которого он никогда не будет достаточно хорош для… Хреновое оправдание для жизни… дерьмо… дерьмовая вера в истинное зло, когда жизнь не такая, не для него… ЭТО НЕ ДЛЯ НЕГО. Придет время — и он плюнет на могилу отца, потому что с него достаточно, в нем самом уже достаточно… в нем теперь больше от Малфоя, чем когда-либо было в отце, потому что он ЖИВ.

Драко чуть ли не ощущал это на вкус. Наконец-то, после стольких лет, он полюбил отца. Чувство было странное — новое, почти забавное. Драко Малфой любил отца. Он очень сильно любил его мертвым.

* * *

Он внезапно проснулся в тишине. Дерево за окном, все еще оранжевое, усыпанное хрусткими умирающими листьями, нависало над ним в зеркале. Грязное стекло, в пятнах, в отпечатках рук, ног, задниц, многочисленных и горьких совокуплений. Палочка в руке, готова, нацелена, ждет… с ненавистью. Все привычно, все на своих местах: мантии аккуратно сложены, метла убрана. Все было как всегда, и он лежал, дрожа, потея, тяжело дыша в темноте; потом глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. Драко не стал закрывать глаза, потому что боялся опять заснуть. А спать он больше не мог. Во всяком случае, не сегодня.

Малфой тронул палочкой свечи и сел на кровати. Из царапины на руке сочилась кровь, над старым шрамом отчетливо виднелись следы ногтей. Ему опять было страшно. Он потрогал раны и скривился. Так просто было залечить их, и так трудно понять, почему он не мог. Не мог себя заставить.

В комнате было слишком тихо и мрачно. Драко хотел, пусть ненадолго, покинуть ее, спуститься вниз, выйти в ночь… Почему-то казалось, что снаружи светлее. Ладно, пусть сейчас это невозможно, наплевать на прогулку. Его хватило на то, чтобы натянуть поверх трусов серые штаны и выйти из комнаты. В гостиной всегда было светло, натоплено и горел камин, и ему нравилось лежать на диване перед огнем.

Под босыми ногами — холодный камень лестницы, но это неплохо. Ему всегда было жарко, а ступени приятно холодили. Все время жарко. Мать говорила, что в нем сказывается кровь Блэков, сильная и горячая. А он вечно спорил. Он — Малфой, более чем кто-либо, — говорил он, — и другой крови в нем нет.

Лестница закончилась аркой, и яркий свет гостиной на мгновение ослепил его.

― Твою мать, ― пробормотал он, спотыкаясь на пути к дивану и прикрывая глаза рукой.

― Небогатый у тебя лексикон.

Глаза привыкли к свету как раз вовремя, чтобы заметить ее саркастическую гримасу.

― Твою мать, ― повторил он, ― Грейнджер.

Она закатила глаза и вздохнула.

― Не волнуйся, ― я скоро ухожу.

Драко пожал плечами.

― А тебе что не спится?

Гермиона уставилась на него поверх разложенных на столе тяжелых книг.

― Мне надо кое-что сделать, ― холодно заявила она. ― Обязанности старосты не оставляли мне слишком много времени на этой неделе.― Она закончила фразу, повернувшись к своим бумагам, чтобы намек прозвучал не слишком очевидно. Хотя Драко и так был в курсе, поэтому говорить это было вообще бессмысленно.

― Который час? ― спросил он, Он плюхнулся на диван и запрокинул голову, чуть повернувшись к Гермионе.

― Час ночи? ― пробормотала она. ― Два?

― Что это должно означать? ― ядовито поинтересовался он.

― Что я не знаю точно.

Драко пробурчал что-то и закинул ноги на стол.

― Умная, да? Это не твой стиль — не спать по ночам. Я думал, ты никогда не ложишься позже десяти, Грейнджер.

― Если вспомнить, что мы иногда должны патрулировать до полдвенадцатого, этого никак не может быть, правда? ― ответила она, встречаясь с ним глазами и захлопывая книгу. ― А ты почему не спишь?

Он пожал плечами. Очевидно, сегодня ночью это был его излюбленный способ самовыражения.

― Плохой сон? ― спросила она.

Драко нахмурился.

― Отвали, тупая сука, ― огрызнулся он. ― Заканчивай и убирайся.

Возможно, ее немного шокировала его резкость, но слова, тон и выражение лица были из категории «мы все это уже проходили».

― Я уйду, когда закончу.

― По-моему, ты уже закончила, ― заявил он, заложив руки за голову. ― Оставь меня одного.

― Почему бы тебе не пойти к себе в спальню? Зачем быть таким… ― Гермиона внезапно почувствовала, что ужасно устала. С тех пор, как они с Малфоем начали разговаривать, наезды и оскорбления не прекращались. Заканчивать казалось бессмысленным. Было поздно, и у нее совсем не осталось сил.

― Кем? ― спросил он. Гермиона не ответила, и ему это не понравилось. Она могла говорить все, что захочет, но игнорировать себя Малфой никому не позволит. ― Давай, Грейнджер, ― сказал он, глядя на нее. ― Вываливай.

― Не знаю. Ублюдком? Придурком? ― она откинулась в кресле. ― Или ты предпочитаешь козла? ― Похоже, она не могла выбрать.

Драко нахмурился.

― А ты что предпочитаешь? «Вонючая грязнокровка», Грейнджер?

― Ага, конечно, ― она подняла бровь. ― Тогда почему ты глазеешь на эту вонючую грязнокровку с тех пор, как вошел?

Он почувствовал себя дураком и отвел глаза.

― Отвали, ― пробормотал в потолок. ― Может, какие-то идиоты и глазеют на тебя, но, по-моему, ты мерзкая…