Жажда/water - [29]

Какого черта? Гермиона сдвинула брови. Какого Мерлина он имел в виду? Обсудить — что? И если он не знает — с чего он взял, что знает она?

Драко чувствовал, что она выжидающе смотрит на него. Мерлин, он уже жалел. Он никогда, ни за что не должен был уступать внезапному желанию поговорить с ней. Ему и сказать-то нечего. Потому что что, блин, он вообще может сказать этой грязнокровной ведьме, которую он почти дважды поцеловал? Полное дерьмо.

И вот он здесь. Расставил чертову ловушку на самого себя. Ловушка захлопнулась, и он стоит в самом центре. Сказать что-нибудь. Что-нибудь, что угодно. Оскорбить ее.

― Черт, когда ты здесь, я не могу нормально думать.

«Что? Нет».

Черт. Черт, черт, черт. Из всего грязного, оскорбительного, что он мог швырнуть ей в лицо, какого лешего надо было сказать именно это? Откуда, твою мать, это вообще взялось? Что, твою мать, это вообще должно означать? И посмотри на нее. Она смотрит на тебя, и ее глаза еще никогда не были такими огромными. Она анализирует это, прямо сейчас. На ее гладком лице написано замешательство. Вот такими буквами. Надо немедленно, совершенно изменить смысл.

Изменить. Очистить. Восстановить равновесие.

― Наверное, потому, что ты так невероятно омерзительна.

Кажется, она не поверила. Плохо. Похоже, он не силен в таких играх.

― Как ты…

«Ну, и что дальше? Заканчивай, Грейнджер. Как ты… можешь быть таким отморозком? Таким гадом?»

Она помолчала. ― Как ты себя чувствуешь?

Драко мог предположить все что угодно, блин, только не это.

На секунду он растерялся. Как он себя чувствует? Как он себя чувствует? Не спрашивай меня об этом. Это просто… неправильно.

― Прямо сейчас? ― Скажи гадость. ― Не слишком хорошо, когда ты торчишь у меня перед глазами.

Это прозвучало почти жалко. (Почти, потому что Драко по определению не мог быть совершенно жалким. Или, может быть… Что, если отец был прав? Помнишь, вчера ночью?) Вчера ночью?

Она даже не закатила глаза. Он никогда не думал, что наступит день, когда его постигнет такое разочарование.

― Тебя еще рвало?

― Нечем. Больше ничего не осталось.

Последняя фраза повисла в молчании.

Гермиона понятия не имела, зачем она это спросила. Почему-то казалось, что так надо. Она как бы пыталась оправдаться за то, что бросила его тогда. Не то, чтобы ей было, за что оправдываться, — повторяла она себе снова и снова.

Молчание Драко сводило ее с ума. Разве не он начал этот разговор? Ну да, она же может спросить об этом, конце концов. Куда более безопасная тема.

― Ты хотел поговорить, Малфой. Тебе вообще есть, что сказать?

― Да.

― Что?

― Прошлой ночью…

Вот опять. У нее опять перехватило дыхание.

Казалось, Драко пытался заставить себя говорить. Он вскинул голову.

― Прошлой ночью, не знаю, что со мной было. ― Ни малейшего, блин, понятия, что, твою мать, со мной стряслось. ― Я просто… не хочу, чтобы ты из-за этого что-нибудь подумала. ― А его внутренний голос вопил, что уже, пожалуй, слишком поздно.

― Вроде чего? ― Тихий голос.

Драко сдвинул брови.

― А что ты подумала, Грейнджер? ― огрызнулся он. ― Наверняка с тех пор успела навоображать кучу всего. ― Будь уверена, я успел.

Она уставилась на него.

― Да. Успела.

― Ну и забудь это все. Выброси из головы. Я понятия не имею, что произошло, но хотел бы, чтобы этого вообще никогда не было.

«Выброси из головы, — подумала она, — как будто этого вообще никогда не было»? — Это так же невозможно, как для него — не называть ее больше мерзкой грязнокровкой.

― Чего не было? ― Гермиона почувствовала неожиданный прилив смелости. ― Того, что ты опять прижал меня к стене, Малфой, или того, что ты почти поцеловал меня, второй раз за неделю?

Слова резали, как бритвы.

― Твою мать, ― выпалил он, ― Я жалею о каждой минуте.

― Да ну?

― До последней секунды.

― А что, если бы я тебя не оттолкнула?

― Не начинай, Грейнджер.

― Что, если бы я осталась?

«Не спрашивай. На самом деле, ты не хочешь этого знать.»

― Что, если бы ты осталась, Грейнджер? ― Отлично, нападение — лучший способ защиты. Он сдвинул брови и прищурился. ― Не*уй прикидываться, что я там был один. Как насчет того, что бы ты сделала?

Гермиона не ответила.

Это чувство между ними. Не поймешь что. И оно все росло. С каждой чертовой секундой.

И она не хотела уходить.

И Драко тоже не уходил.

Она сглотнула.

― Так не может продолжаться, Малфой.

― Как — так?

― Ты знаешь, как.

Он посмотрел на нее. Его щеки горели.

― И что ты с этим собираешься делать, Грейнджер? ― почти выкрикнул он. ― Мы оба знали, что это не будет приятной прогулкой.

― Как ты можешь называть это «прогулкой»? ― Она помотала головой. ― Это не «прогулка», Малфой, Это чертово кораблекрушение. ― Ее раздражение начинало перехлестывать через край. ― Серьезно, как мы вообще можем оставаться старостами, если даже в одной комнате не можем находиться без того, чтобы тут же не начать оскорблять друг друга? А когда это заходит еще дальше, Малфой? Как насчет этого? Ты уверен, что это больше не повторится? Прошлой ночью, это было все? Последний раз? ― Он молча, с пылающим лицом, смотрел на нее. ― А?

Драко не ответил.

― Я тоже не знаю, что это было, Малфой. Но ты был не в себе. У тебя совершенно поехала крыша. Мерлин, ты был опасен, Малфой. В какой-то момент я просто не могла узнать тебя. И да, ты действительно напугал меня, привел в жуткий чертов ужас, и вообще вся эта фигня может в любой момент рухнуть. Поэтому я все время боюсь. Я не могу спать через стену от тебя без палочки в руке. Правда, здорово? Вот до чего ты меня довел.