Жажда справедливости - [3]
Тогда оскорбленный вроде бы в лучших чувствах Пирятинский наотрез запретил платить компенсацию эксплуататорам и кинулся в атаку против Крюкова, пытаясь изобразить его перед коллегией чуть ли не приверженцем самодержавного режима. С Крюковым сослуживцы были знакомы пока еще мало и начали коситься. Но он не растерялся и телефонограммой осадил Пирятинского, между тем регулярно пьющего чай в закрытой столовой. От имени комиссариата Крюков предложил в пожарном порядке возвратить деньги экспроприированным владельцам. По всей территории волости и сообразуясь с изданным ранее положением.
— Иначе отдам тебя, Пирятинский, под суд, как не обеспечившего финансовые обязательства республики. Ясно? — на другой день пообещал он уже при личном свидании.
Затем Крюков в целом подчеркнул нелепость содеянного, так как посуда поступила не в общепит, а на плохо охраняемые склады, где ее понемножку растаскивал неведомо кто.
Пирятинский, однако, не сдавался и прибегнул к очередному шахматному ходу, поручив юрисконсульту Терлецкому немедленно направить иск против Андреевой по обвинению в клевете и компрометации органа власти, а копию судебного решения препроводить в Наркомвнудел. Защищаясь, Крюков обратился с докладом в Петросовет, присовокупив особое мнение, в котором утверждалось, что тягомотина с предметами чаепития подлежит целиком компетенции губпрода и исполкома и что, если эти учреждения не в состоянии создать государственные чайные и справиться с чепуховой проблемой, то естественнее нынешних спецов раскассировать и набрать более сведущих и менее обидчивых, которые не захотят затевать глупую свару со старухами и выдирать у них копеечный инвентарь.
Губпрод — досадно, черт побери, что не удалось расшифровать закорючку на официальном документе, — запротестовал. Приклеить Крюкову ярлык скрытого контрреволюционера не очень удобно. В измену не поверят. Поэтому спецы, сговорившись, обвинили его в невежественном толковании марксова «Капитала». В разгоревшейся перепалке Пирятинский принялся жонглировать цитатами, как мартышка очками. Правда, комиссариату скоро надоела возня вокруг кофейника, и Скоков сам помчался в Стрельну уладить конфликт и крюковскую работу обревизовать.
Явившись в исполком, он предложил Слепцову в три дня организовать три общественные чайные на базе прежних. Беседовал, похлопывая ладонью по деревянному футляру маузера. Смущенные громким резонансом на всю губернию Ханютин, Ельцов и Мерзликин, получив со складов что осталось, потарабанили утварь на грузовике обратно, чтобы возвратить Андреевой, Ваточкиной и прочим. Многое пришло за прошедший месяц в негодность, многое исчезло непонятно куда. Старухи побоялись получить им принадлежащее и наотрез отказались возрождать чайную индустрию, решив перейти бесповоротно на тихое огородничество.
Крюков поехал вторично увещевать, но и ему не повезло. Потеряла губернская власть влияние на мелкого чайного хозяина. Самовары свезли в столовую, от которой открыли неподалеку буфет. Буфет тот и утром, и вечером пустовал, потому что помещался в неуюте, напротив милиции и суда, куда прохожие избегали сворачивать.
— От гад Пирятинский, от гад! — возмущался Крюков. — Что ж они творят и чем маскируются? Бюрократы проклятые!
— Составляй резюму на гадов, — тогда попросил Скоков, — и вертайся на Сортировочную. Я их сам теперь в клещи возьму.
— Так убьют же, — пошутил Крюков, — с кем я останусь?
Скоков зловеще взглянул на него и швырнул, как выстрелил:
— Мне зав уголовным надзором товарищ Романов сообщение прислал. Средь бела дня вагон муки испарился. Суточный рацион Васильевского острова. Тункель едва не привлек к дисциплинарной ответственности Хейно Либбо. Так что моя или твоя смерть — розовые цветочки по сравнению с тем, что на Сортировочной творится. Крупным расстрелом пахнет. Черкай резюму. И будь здоров! Следи в оба, сам маршируй, но на финяк не напорись. Напорешься — взыщу!
Своего подчиненного он ценил и берег. В аппарате таких работало не особенно много. Крестьянин по происхождению и городской пролетарий по образу жизни. Член партии, грамотный, с марта 1917-го пропагандист фабричной ячейки. Встречал Ленина, находился в оцеплении на Финляндском вокзале. Настоящий крестьянин, природный. Бедняк из бедняков. Живой отпор эсеровским провокаторам, кои вопили, что крестьян у большевиков нет.
В докладной членам коллегии Крюков не без иронии заметил: «Испытывая чувство жалости к жаждущим жителям Стрельны, я попытался навести порядок в общепите и навел бы, если бы не кое-какие сотрудники губпрода, шибко грамотные в „Капитале“, коего сами вряд ли штудировали. Я же собственноручно законспектировал первый том и все могу ответить вплоть до формул.
А им-то как не стыдно! Во что превращает человека канцелярская тумба да возможность чайку попить по талону в благоустроенном кабинете! Они от кресла оторваться не желают и готовы исполнить любой параграф, да и то исполняют его бюрократически, от чего много бед предвижу. Готовы они также затеять бранчливую тяжбу с кем угодно и по какому угодно поводу, будто они не граждане новой формации, а герои в кавычках Салтыкова-Щедрина, знаменитого русского сатирика, автора книг „Господа ташкентцы“, „Премудрый пискарь“ и „Как один мужик двух генералов прокормил“. Разве так социализм добудешь?
Новая книга известного современного писателя Юрия Щеглова посвящена одному из самых неоднозначных и противоречивых деятелей российской истории XIX в. — обер-прокурору Святейшего синода К. П. Победоносцеву (1827–1907).
До сих пор личность А. Х. Бенкендорфа освещалась в нашей истории и литературе весьма односторонне. В течение долгих лет он нес на себе тяжелый груз часто недоказанных и безосновательных обвинений. Между тем жизнь храброго воина и верного сподвижника Николая I достойна более пристального и внимательного изучения и понимания.
В книгу Ю. Щеглова вошли произведения, различные по тематике. Повесть «Пани Юлишка» о первых днях войны, о простой женщине, протестующей против фашизма, дающей отпор оккупантам. О гражданском становлении личности, о юношеской любви повесть «Поездка в степь», герой которой впервые сталкивается с неизвестным ему ранее кругом проблем. Пушкинской теме посвящены исторические повествования «Небесная душа» и «Святые Горы», в которых выведен широкий круг персонажей, имеющих непосредственное отношение к событиям последних дней жизни поэта.
Собственная судьба автора и судьбы многих других людей в романе «Еврейский камень, или Собачья жизнь Эренбурга» развернуты на исторической фоне. Эта редко встречающаяся особенность делает роман личностным и по-настоящему исповедальным.
На страницах романа «Вельможный кат» писатель-историк Юрий Щеглов создает портрет знаменитого Малюты Скуратова (?-1573) — сподвижника Ивана Грозного, активного организатора опричного террора, оставшегося в памяти народа беспощадным и жестоким палачом.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.