Жажда справедливости - [2]
Настроение у Скокова отвратительное. В Ямбурге тяжело ранили в грудь его лучшего помощника Михаила Курбакова.
В Стрельне вдобавок предстояло изучить слезные прошения и других жителей и, как обычно, произвести перевыборы в Советы, влив в них комитеты бедноты на правах самостоятельных отделов. Несмотря на внешнюю безобидность происшедшего в городке, Крюков нащупал здесь ядро будущих серьезных конфликтов и через два дня по приезде в Питер в составленной вечером ориентировке сразу и прямо указал на них. Особое удивление вызывало, с какой яростью ретивые исполкомовцы набросились на мелкое предпринимательство. Не оттого ли, что их повседневное житье-бытье никак не зависело от количества функционирующих чайных? А без мелкого предпринимательства, по мнению Крюкова, трудновато пока удовлетворить справедливые запросы населения, и он открыто упрекнул местных руководителей в безразличии к нуждам отдельного человека.
Слепцов немедленно выдвинул оправдание: мол, губпрод настоятельно рекомендовал ужимать частный сектор хозяйствования. Сказано начальством — давай, прокручивай, и исполкомовцы, ничтоже сумняшеся, взяли да и закрыли все самоварные точки, в том числе и те, в которых наемные работники не эксплуатировались. Нынче в Стрельне ни перекусить, ни погреться честному грешнику. Инвентарь велели передать в общепит.
Стрельна глухо взроптала. В здании исполкома, некогда купеческом особняке Гамазеевых, на первом этаже расколотили окна. Факт отрицательный и тревожащий. Экспроприацию между тем произвели не случайные, а ответственные товарищи — секретарь Петр Ханютин, замзав общим отделом Федор Ельцов и инструктор Григорий Мерзликин. Производили ее с шумом, скандалом, с битьем бьющегося. Андреева криками подняла на ноги округу. Сбежались соседи. Если говорить откровенно, то и самые неимущие в первую голову стали на ее сторону, никак не связывая давно знакомую старуху с образом злейшего врага и кровопийцы-капиталиста, каким ее обрисовал Петр Ханютин.
Андреевская чайная состояла из застекленной веранды и комнаты, в которой кипел трехведерный опрятный самовар. Тут же продавались горчичные баранки и ландринчик по умеренной, кстати, цене. Спиртным и не воняло. Выпивших старуха не обслуживала, что подтвердила милиция. Сила предпринимательницы в обходительности и географии точки на выходе из городка. Всяк в ненастье завернет, оставит денежку и дальше зашагает, довольный и утепленный изнутри. А к столовой общепита тащись к скверу, и то, пожалуй, даром. Или закрыто на обед, или рабочий день истек, или товар истратили. У бабушки Феклы же и ночью бурлила водичка из ближайшего колодца. Вот почему недругом соседи посчитали не предпринимательницу, а представителя власти, то есть секретаря Ханютина, погрузившего на подводу скудный инвентарь и опечатавшего веранду.
Крюкову пришлось долго разыскивать означенных служащих, чтобы уточнить, куда подевались предметы чаепития. Настиг он резвую тройку на противоположном краю городка в тот момент, когда она экспроприировала посуду у коллеги Андреевой Екатерины Захаровны Ваточкиной, пятидесяти восьми лет от роду. Крюков вынос инвентаря немедленно прекратил вплоть до особого распоряжения, чем вызвал гнев сначала в исполкоме, а позже и в губпроде, сотрудники которого, однако, в Стрельну не выезжали и имели туманное представление как о ее чайных заведениях, так и в целом о продовольственном вопросе.
— Что вы, товарищи, попусту раздражаете людей? — рубанул Крюков на заседании исполкомовцам. — А коли всполыхнет, на кого валить сообразите?
— Действовали по указу, по закону. Ужимали частный сектор, — оправдывался Ханютин. — Ты что ж? Против линии идешь?
— А ты на меня не наседай, товарищ, и не пугай. Ты сначала открой самоварные точки, а потом ликвидируй сколько влезет. Или по крайней мере одновременно. Народ без чаю да без баранок жить не хочет и не должен. Да со старухами не воюй и капиталистами-кровопийцами не прикрывайся. Понял?
Мы это так не оставим, — погрозил инструктор Мерзликин. — Всполыхнет — им ответ быстрый сыщем.
К счастью, стаканы вкупе с кофейником мирно пылились на складе, так что подозрения Андреевой, выраженные в жалобе, не подтвердились и событие потеряло уголовный привкус. Самоварные точки Крюков велел циркуляром возобновить. Но, конечно, чаепитие на территории волости оказалось в корне подорвано и никогда не возобновлялось в нужных масштабах.
Перед коллегией же Крюков возбудил вопрос в определенном разрезе: недопустимо, чтобы экспроприация сводилась к чисто формальному мероприятию. Частные чайные в Стрельне прихлопнули, а государственные, согласно разумному постановлению, не открыли. Поступили исполкомовцы и впрямь по директиве, но, как показала инспекция, без правильной подготовки и плана. Явились, описали и убрались, выполнив, по сути, только один параграф директивы Петросовета — первый. Капиталистический сектор заглох. На второй же параграф наплевали с высокой колокольни. Авось от жажды никто не помрет.
Однако подобный негибкий принцип в корне своем порочен. Излишнее бремя падает на рядовых граждан, а не на коммерсантов, и у губернских органов неоправданно создается иллюзия кипучей деятельности в провинции. Вдобавок никаких сногсшибательных успехов в сражении с буржуазией Крюков в Стрельне не обнаружил. Крупная рыбка плавала спокойно, прикрываясь справками. О чем он и доложил Скокову. Тот немедленно соединился по телефону с инструктором губпрода Пирятинским и сгоряча пообещал прикатить на авто и, кого застанет в помещении, расстрелять за головотяпство со взломом. Модные выраженьица он обожал употреблять.
Новая книга известного современного писателя Юрия Щеглова посвящена одному из самых неоднозначных и противоречивых деятелей российской истории XIX в. — обер-прокурору Святейшего синода К. П. Победоносцеву (1827–1907).
До сих пор личность А. Х. Бенкендорфа освещалась в нашей истории и литературе весьма односторонне. В течение долгих лет он нес на себе тяжелый груз часто недоказанных и безосновательных обвинений. Между тем жизнь храброго воина и верного сподвижника Николая I достойна более пристального и внимательного изучения и понимания.
В книгу Ю. Щеглова вошли произведения, различные по тематике. Повесть «Пани Юлишка» о первых днях войны, о простой женщине, протестующей против фашизма, дающей отпор оккупантам. О гражданском становлении личности, о юношеской любви повесть «Поездка в степь», герой которой впервые сталкивается с неизвестным ему ранее кругом проблем. Пушкинской теме посвящены исторические повествования «Небесная душа» и «Святые Горы», в которых выведен широкий круг персонажей, имеющих непосредственное отношение к событиям последних дней жизни поэта.
Собственная судьба автора и судьбы многих других людей в романе «Еврейский камень, или Собачья жизнь Эренбурга» развернуты на исторической фоне. Эта редко встречающаяся особенность делает роман личностным и по-настоящему исповедальным.
На страницах романа «Вельможный кат» писатель-историк Юрий Щеглов создает портрет знаменитого Малюты Скуратова (?-1573) — сподвижника Ивана Грозного, активного организатора опричного террора, оставшегося в памяти народа беспощадным и жестоким палачом.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.