Жажда крови - [5]

Он определенно обращался к Блейлипу — тыкал в него пальцем без ногтя.

— Кто вы? Отвечайте и смотрите на меня! Кто вы?

Блейлип назвался и задрожал: школьник в классе.

— Примите мое глубочайшее уважение, ребе. Я приехал, потому что мне хотелось побольше узнать о вашей общине.

— Мы не островитяне Южного моря, сэр, наши обычаи хорошо известны со времен Синая. Не надо отводить глаза! Мы не что-то новое в мире.

— Простите, ребе, не новое — незнакомое!

— Вам.

— Мне, — признался Блейлип.

— Вот именно поэтому я и спрашиваю. Кто вы, кого вы представляете, кто вы нам?

— Я еврей. Как и вы. Один из вас.

— Наглая ложь! Атеист, разрушитель! Для нас существует Всевышний, радость, жизнь! Для нас существует вера! А для вас? Я только что рассказывал вам о том, что творится в вашей душе, эмес?

Блейлип знал это слово: «правда», но он был всего лишь гостем, и не хотел слишком многого, его вполне устраивал небольшой кусочек правды, чтобы его можно легко проглотить, не рискуя подавиться.

— Значит, мир, по-вашему, был сотворен напрасно, эмес? — спросил раввин.

— Я не очень в этом разбираюсь, теология меня не интересует…

— Папочки, — сказал раввин, — все, что вы услышали от меня сегодня, все мои слова, слова отчаяния, исходят из печени этого человека. Мой рот сделался его попугаем. Мои зубы — его клювом. От него в доме учения стало черно, как будто у него в желудке кусок радия. Он готов сожрать нас всех. Человека он приравнял к козлу. Храм — и прежний, и чаемый — для него скотобойня. Мир — кладбище! Вы удивлены, мистер Блейлип, что я так хорошо знаю, что творится у вас внутри, в сердце? Язва! Проказа! Вы заявили, что «теология» вас не интересует, мистер Блейлип, однако определенное представление о нас у вас имеется, эмес? Некая идея…

Блейлип хотел бы онеметь. Он перевел взгляд на Йосла, но тот рассматривал пуговицу на своем рукаве.

— Говорите на своем языке (ни на каком другом он и не мог говорить) — и я прекрасно вас пойму. Что же вы о нас думаете? Встаньте!

Блейлип повиновался. Он и сам не знал почему. Лица окружающих в профиль казались острыми, как серпы. Он даже не заметил, что кипа свалилась у него с головы, но кто-то быстро нахлобучил ее снова. С силой, точно ударил.

— Итак, — не отставал раввин.

— Ну, — просипел Блейлип, — я слышал, что в книге Зоар сказано, что Моисей совокупился со Шхиной[12] на горе Синай. Что есть книги, по которым можно гадать, узнавать судьбу, предсказывать будущее. Что были такие раввины, которые владели искусством левитации, могли исцелять, делали так, что бесплодные женщины рожали. Что был ребе, который однажды задул огонь Субботы. Разное, — сказал Блейлип. — Наверное, легенды.

— И вы надеялись увидеть нечто подобное?

Блейлип молчал.

— Тогда спрашиваю еще раз. Вы сами в такое верите?

— А вы? — спросил Блейлип.

— Нельзя смеяться над раввином, — вмешался Йосл.

Однако раввин ответил:

— Я не верю в магию. А в то, что существуют влияния, верю.

— Влияния? — переспросил осмелевший Блейлип.

— Воздействия. Они могут заставить человека отвернуться от дурного поступка, ошибки, неверного выбора. От несчастья, гнева, зла. Неправедной жизни.

Блейлип не отрываясь смотрел на раввина: его руки вызывали подозрение. Жуткие руки: искореженные, увечные — в какой станок они попали? — и эта кепка на голове. Но в остальном обычный человек, рассудительный, выдержанный, не мистик, с командирскими замашками, педагог, шумный проповедник. Блейлип, сам человек с образованием и уже давно не школьник, постепенно приходил в себя. Вполне заурядная личность. Людям необходимо кого-то слушаться — все очень просто, — поэтому обязательно должен быть кто-то, кто распоряжается. Указывает, что делать. Монарх, что-то в этом роде. Любое сообщество нуждается в управлении. Такова природа отношений между людьми. Блейлипу, привыкшему к социологической терминологии, особенно нравилось это понятие: «отношения между людьми».

— Я бы не сказал, что моя жизнь неправедная, — заметил он.

— Выньте то, что у вас в карманах!

Блейлип остолбенел.

— Выньте то, что у вас в карманах!

— Ребе, я не наглядное пособие, не подопытный кролик…

— Отчаяние надо заслужить.

— Я вовсе не в отчаянии, — запротестовал Блейлип.

— Быть атеистом значит быть в отчаянии.

— Я не атеист, я секулярист, — но Блейлип и сам бы не смог объяснить, что имеет в виду.

— Эсав! Третий раз говорю: выньте то, что у вас в карманах!

Блейлип вытащил и бросил на стол предмет из черной пластмассы. Все инстинктивно отпрянули.

— Некий раввин, — еле слышно сказал раввин, — полагал, что каждый должен носить в карманах по бумажке. На одной бумажке должно быть написано: «Я прах и пепел». А на другой: «Мир был сотворен ради меня!» У этого прокаженного только одна бумажка: с пеплом. — Он взял со стола пистолет Блейлипа и воскликнул: — Эсав! Зверь! Хищник! Кому ты собирался причинить боль?

— Никому, — сказал Блейлип из бездны своего стыда, — он не настоящий. Я ношу его, чтобы привыкнуть. Чувство вещи. Послушайте, — сказал он, — вы думаете, мне легко таскать эту штуковину и все время о ней помнить?

Раввин нажал на собачку. Раздался жестяной щелчок. Затем он завернул пистолет в платок и сунул себе в карман.