Жаворонок над полем - [3]
Митя воображает себя лихим гусаром. Ветер упруго дует ему в лицо, треплет волосы. Грудь мальчика вбирает прохладный воздух, насыщенный ароматами трав. Впереди темный загадочный простор. Возникает ощущение полета. В такие минуты влюбляешься в верховую езду на всю жизнь...
Наконец, и луг. Отава устилает его зеленым ковром. Петька и Ганька ловко стреноживают лошадей. Остальные собирают хворост в прибрежных кустах, разжигают костер. Валежник дымит, подсыхая. Наконец, пламя набирает силу. Из мрака тянутся к нему любопытные конские морды. Мальчишки дают лошадям хлеб, и те берут его влажными бархатными губами.
Пора позаботиться и о себе. Ребята закапывают в горячую золу картофелины и через некоторое время выкатывают их прутиками. Почерневшие картохи остужают, перебрасывая с ладони на ладонь, чистят и поглощают с хлебом и солеными огурцами. Наконец, животы туги, словно барабаны. Ганька негромким голосом заводит сказку про водяного и русалку. Поначалу его внимательно слушают, но Ванятка вскоре засыпает, тихонько посвистывая носом. А через десяток минут ровный Ганькин говорок погружает в дрему и остальных.
- Эдак, ребята, мы сейчас все уснем, - ворчит Петя. - Лучше споем...
И он тут же затягивает частушку:
Где-то рядом выстрел дали,
По реке пошел туман.
Что головушку повесил,
Наш отважный атаман?
Из лесочка выстрел дали,
Милочка заплакала,
На мою белу рубашку
Кровушка закапала...
Петька знает пропасть бойких, лихих песенок и складывает их в одну, бесконечную. Митя завидует его цепкой памяти, хотя и сам знает не один десяток частушек. Голоса разносятся над ночным лугом. Сел разбуженный Ванятка. Поет уже не один Петька, а целый хор:
Нас побить, побить хотели:
Только поцарапали...
Повалили средь деревни,
Колышком побрякали...
Но азарт певцов ослабевает. Ночь настраивает на покой, и задор уступает место мечтательности, даже грусти. Ганька заводит песню про казака, который возвращался издалека в родные края, мечтая увидеть жену. Приезжает в село, а ему говорят, что казачка изменила, "другому сердце отдала". Елки-моталки! Переживает мужик, мальчишкам его жаль.
- Но, не раскисать! - командует Петька.
Лукаво окинув взглядом ватагу, предлагает потешиться в загадки. Остальные соглашаются, и Шишов продолжает:
- Братцы, смекайте. Кто сообразит первым, дает остальным по щелбану. Играть безотказно и безобманно. Слухайте: два стоят, два лежат, пята ходит, шеста водит, седьма поворачивает?
Митя торопливо перебирает в уме возможные ответы и выпаливает:
- Мельница!
- Нет.
- Телега, - неуверенно произносит Паша. Он смущен собственной несообразительностью, все-таки гимназист, переведен в пятый класс...
- Туго отгадываете, сударики! - торжествует Петька. - Ответ нехитрый дверь!
Проигравшие подставляют лбы, и Шишов бьет старательно, со вкусом и щадит только Ванятку.
Надоедают и загадки. Мальчики засыпают на охапках сена, надерганных из сметанных на лугу копен. У сникшего костра - один Шишов. Время от времени он подбрасывает в огонь сучья, и те вспыхивают, посылая в небо густые желтые искры.
Ночь кажется Петьке бесконечной. Наконец, он тормошит Митю, и уже новый сторож заботится о костре и табуне. А Шишов прижимается к теплому боку мерно посапывающего Ванятки и засыпает.
Мите зябко. Он кидает и кидает в костер сучья. Над его головой небо, усыпанное мерцающими точками звезд. Где предел вселенной? Астрономы проникли в тайны природы, но и им не все ведомо... Между тем, мириады небесных светил тают: скоро наступит утро. Да, хороши поездки в ночное!
...Митя, возможно, вспомнил бы и другие приятности летней жизни в Аремзянском и еще постоял на крыльце, созерцая благодатную картину деревенского утра, но заморосил дождь. Пришлось податься в сени и оттуда, из глубины дома, наблюдать, как набирают силу косые блестящие струи. Бойко закапало с крыши. От крыльца по тропинке потекла под уклон вода...
Дождило недолго, небо прояснилось. В ближнем лесу ожил птичий пересвист. Ветер вновь заиграл ветвями кедров, елей, берез... Ему есть, где разгуляться: тайга окружает село, словно море островок. В лесной глухомани бродят медведи и волки. Ни раз, собирая ягоды или грибы, Митя натыкался на величавых лосей, неспешно удалявшихся от него в чащу. Двигайся без лишнего шума и, возможно, увидишь белку-летягу или труженика дятла. Наступишь на сухой сук - обнаружишь себя. И застрекочет бдительная сорока, взбаламутит лесную живность, и та затаится.
У обитателей леса своя жизнь, повадки, у сельчан - свои. Аремзяне народ спокойный, покладистый. В повседневности держатся дедовских обычаев и навыков. От отцов научились пахать, сеять, жать, косить, порядок в семье блюсти. Живут не хуже, чем в соседних деревнях. Даже малость позажиточней, поскольку в их селе есть стекольный завод (его и фабрикой называют).
У крестьян в летнюю пору забот полон рот в поле, на огороде. На заводе трудятся меньше. В нем зимой не грех поработать побольше. Изготовляют мастера чашки и тарелки, вазы и бутылки, фарфоровые и фаянсовые сервизы. По всей западной Сибири покупают аремзянскую посуду. Детям любопытно, как из простой глины и песка делают чудесные вещи, и они тайком пробираются в гуту. Коли рабочие устали или у них что-нибудь не ладится, то шуганут ребятишек вон. А в добром настрое, - пошутят и на вопросы ответят. Мите и Паше посещать фабрику проще. Попросят отца, и Иван Павлович в свободную минуту ведет сыновей к печам.
Гимназист Митя Менделеев предстаёт перед читателем в окружении родных, знакомых, учителей, одноклассников, а также ссыльных декабристов. Автор рисует широкую панораму жизни Тобольска начала сороковых годов XIX столетия. Повесть пронизана любовью к Сибири, ее природе и людям. Занимательность сюжету добавляет дружба главного героя с мальчиком из народа, связанным с «лесными разбойниками». Повесть сопровождают неопубликованные ранее архивные документы. Книга адресована юным и взрослым читателям.
Книга повествует о «мастерах пушечного дела», которые вместе с прославленным конструктором В. Г. Грабиным сломали вековые устои артиллерийского производства и в сложнейших условиях Великой Отечественной войны наладили массовый выпуск первоклассных полевых, танковых и противотанковых орудий. Автор летописи более 45 лет работал и дружил с генералом В. Г. Грабиным, был свидетелем его творческих поисков, участвовал в создании оружия Победы на оборонных заводах города Горького и в Центральном артиллерийском КБ подмосковного Калининграда (ныне город Королев). Книга рассчитана на массового читателя. Издательство «Патриот», а также дети и внуки автора книги А. П. Худякова выражают глубокую признательность за активное участие и финансовую помощь в издании книги главе города Королева А. Ф. Морозенко, городскому комитету по культуре, генеральному директору ОАО «Газком» Н. Н. Севастьянову, президенту фонда социальной защиты «Королевские ветераны» А. В. Богданову и генеральному директору ГНПЦ «Звезда-Стрела» С. П. Яковлеву. © А. П. Худяков, 1999 © А. А. Митрофанов (переплет), 1999 © Издательство Патриот, 1999.
Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.
"Тихо и мирно протекала послевоенная жизнь в далеком от столичных и промышленных центров провинциальном городке. Бийску в 1953-м исполнилось 244 года и будущее его, казалось, предопределено второстепенной ролью подобных ему сибирских поселений. Но именно этот год, известный в истории как год смерти великого вождя, стал для города переломным в его судьбе. 13 июня 1953 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли решение о создании в системе министерства строительства металлургических и химических предприятий строительно-монтажного треста № 122 и возложили на него строительство предприятий военно-промышленного комплекса.
В период войны в создавшихся условиях всеобщей разрухи шла каждодневная борьба хрупких женщин за жизнь детей — будущего страны. В книге приведены воспоминания матери трех малолетних детей, сумевшей вывести их из подверженного бомбардировкам города Фролово в тыл и через многие трудности довести до послевоенного благополучного времени. Пусть рассказ об этих подлинных событиях будет своего рода данью памяти об аналогичном неимоверно тяжком труде множества безвестных матерей.
Мемуары Владимира Федоровича Романова представляют собой счастливый пример воспоминаний деятеля из «второго эшелона» государственной элиты Российской империи рубежа XIX–XX вв. Воздерживаясь от пафоса и полемичности, свойственных воспоминаниям крупных государственных деятелей (С. Ю. Витте, В. Н. Коковцова, П. Н. Милюкова и др.), автор подробно, объективно и не без литературного таланта описывает события, современником и очевидцем которых он был на протяжении почти полувека, с 1874 по 1920 г., во время учебы в гимназии и университете в Киеве, службы в центральных учреждениях Министерства внутренних дел, ведомств путей сообщения и землеустройства в Петербурге, работы в Красном Кресте в Первую мировую войну, пребывания на Украине во время Гражданской войны до отъезда в эмиграцию.
Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.