Жасмин и флердоранж - [13]
— Если дело только в моем комфорте…
— Да никто там меня не съест. Они милейшие люди… — Кейс все-таки смиряется с тем, что частая расческа не продерется через ее кудри. Расческа отправляется в мусорное ведро, провожающий ее взгляд исполнен благородного презрения. — И тебе целый день никто не будет портить жизнь.
— Ты и не умеешь портить жизнь.
— Я-а? — Любимая женщина возмущенно плюхается рядом, больно щиплет за бок, изображает другой рукой убийственно грозную кошачью лапу.
— Совершенно не умеешь. Ты, — уже полушутя, полувсеьез отвечает Максим, — можешь так тяпнуть или прижечь, что хочется немедленно умереть. Но ты говоришь правду, просто злобно и слегка преувеличиваешь. А жизнь портят совершенно не так. Это надо делать медленно, методично и вовсе не так искренне.
— Богатый опыт по этой части? — щурится Кейс.
— Скорее — наблюдений за процессом, — автоматически врет Максим. Врать, когда адресат лжи сидит верхом на твоих коленях, нос к носу, и внимательно смотрит в глаза, весьма непрактично — даже если делаешь это с привычной убедительностью.
— Знаешь… — едва слышно выдыхает адресат, — я думаю, это хорошая стратегия — всегда делать вид, что все замечательно. Я возьму ее на вооружение.
Только очень немногие люди умеют за пару мгновений из теплого, живого, хулигански царапающегося и щиплющегося существа превращаться в сугроб, да что там в сугроб, в сгусток ненасытного холода, поглощающий все тепло в радиусе километра. Это забавно только в ту долю секунды, в которую еще не понимаешь: это — всерьез. По-настоящему. Не привычная смена капризов, таких, сяких и этаких, противоположных друг другу, в течение минут, не раздражение утреннее, дневное и вечернее, каждое своего неповторимого оттенка — а серьезная обида.
И вполне обоснованная: невзаимность откровенности — оскорбительна.
Но совершенно невозможно же сказать. Выговорить. Произнести фразу, пристроить к ней другую, и так, слово за слово, раскопать то, что было надежно закопано несколько лет назад. Скотомогильник обеззаражен негашеной известью, огорожен колючкой и забыт. Зачем его трогать?..
И что делать с вытащенным наружу содержимым во всей его красе сибирскоязвенной?
— Ну, лучше так, чем делать вид, что все плохо… — И улыбнуться, пытаясь свести все к шутке, и получить такую оплеуху, что перед глазами темнеет. Это у нас называется пощечиной. А в боксе — кажется, кросс. Первенство в сверхлегком весе обеспечено…
После чего перевести на язык родных любимой супруге осин собственную реплику — и обалдеть. Потому что для нее это крайне оскорбительный намек на ее собственное отношение к окружающему, плюс отсылка к вчерашнему разговору… Господи, это что же у меня получилось?! Одной фразой разнести все, что построено за восемь месяцев, вот что. А объяснительные в духе «я-не-то-имел-в-виду» никогда ничего не исправляли. Они не способны нейтрализовать полученные ощущения.
— Кейс… — но поздно. Вылетела вон, хлопнув дверью так, что штукатурка над косяком вибрирует.
Хорошее начало дня, ничего не скажешь.
А уж как хороша дилемма — либо пытаться выдавить из себя что-нибудь жалостливое и душещипательное, либо оказаться в списке «идиотов и бревен» с пометкой «бревно особо подлое». Ну чем, черт возьми, я плох ей без нытья, драматических историй и трагических признаний? Да и до Рождества еще далеко, не время еще рассказывать о приключениях бедных-несчастных маленьких мальчиков, да и морда для Оливера Твиста у меня слишком откормленная.
Вот, спрашивается, на кой же черт… а, может быть, обидеться ответно — и не менее обоснованно: неужели так трудно понять, что мне совершенно не хочется и попросту противно пересказывать какие-то дурацкие эпизоды своей дурацкой биографии? Не хочется, неприятно, не нужно, не помогает. И из какого интереса, из какого принципа, из какого садизма нужно на этом настаивать — да еще и вот так, с хлопаньем дверями?.. Может быть, мне еще и периодически рыдать на плече? Без рыданий не гожусь?
«Не знаю как насчет рыданий, — говорит тот голос левого полушария, что регулярно звучит чужими интонациями, — а вот катать бессмысленные злобные истерики у тебя превосходно получается. Причем по сугубо внутренним поводам, никак не связанным с реальным положением дел. Врать никому в лицо не надо, а особенно — любимой жене, а особенно без повода. Но рыдать, ныть и трагически признаваться в том, что тебе в первом классе сосед по парте кнопку на стул подложил, и это оказалось непереносимым ужасом, тебя никто не просил. Это ты, милый друг, все сам из себя придумал. К чему бы это?»
Уйди, зараза, клюв оторву. И кнопок мне никто не подкладывал, между прочим.
Мы были дети основательные, неленивые — в родителей, в предков, — так что если уж что-то острое в стуле нужно, так можно и гвоздь вбить. А лучше не один.
Но это уже все можно додумать на ходу.
— Уйди, — говорит сидящий спиной к ступенькам веранды несчастный, замерзший средь теплого летнего полудня, маленький обиженный стог. — Уйди, видеть тебя не могу…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Девятнадцатый век. Эпоха глобализации. Границы государств стираются, на смену им приходят границы материков и корпораций. Дивный новый мир, в котором человеческая жизнь ценится много выше, чем привычно нам. Но именно это, доступное большинству, благополучие грозит обрушиться, если на смену прежним принципам организации не придут новые...Франческо Сфорца - потомок древней кондотьерской династии, глава международной корпорации, владелец заводов, газет, пароходов, а также глава оккупационного режима Флоресты, государства на восточном побережье Террановы (мы назвали бы эту часть суши Латинской Америкой)
Зимой 1916 года закончилась первая мировая война - за полной неспособностью сторон ее вести. Испанка оказалась замечательным миротворцем.Весной 2010 сошла на нет вторая мировая - почти по тем же причинам. "Вторая молодость" Российской Империи продлилась меньше столетия.2012 год. Конец календаря. Петроград. Полтора года после окончания войны. Семь месяцев после успешного мятежа в столице.Доктора вычислительных наук Рыжего В.А. считают бандитом и гением, подрывным элементом и славой российской науки. По видовой принадлежности он является городской крысой, а служит - логистиком.
Тем, для кого спойлеры критичны и мешают читать — читайте только после окончания романа; а вообще это производственный детектив: один день из жизни начальника королевской тайной службы.
Пятнадцатый век, Европа. Религиозная война. Государства, которым тесно в своих границах. Тысячу лет назад одержала свою последнюю большую победу Римская империя — самое время узнать, кто придет ей на смену. И как в прошлый раз, судьба будущих границ решается на Марне и Луаре. Случайно ли?
Город.Здесь обретают плоть сны и мечты.Здесь на разных уровнях реальности, разделенных завесами, обитают люди и тенники – вампиры, оборотни, чародеи.Чем выше завеса – тем меньше людей способны ее пройти и тем сильнее на ее уровне магическая, фантастическая грань реальности.Но теперь в Городе стало происходить нечто странное и страшное.Пятая – высшая – завеса обращается в кошмар, больше похожий на бред, а попавшие за нее люди теряют рассудок. Но что хуже всего, безумие постигает и прошедших завесу Смотрителей, веками защищающих Город от Пустоты хаоса.Как спасти Город?И главное – от кого или от чего его спасти?Понять это смогут лишь сильнейший из Смотрителей Тэри Перевертыш и его друг, таинственный тенник Кира…
Николае Морару — современный румынский писатель старшего поколения, известный в нашей стране. В основе сюжета его крупного, многопланового романа трагическая судьба «неудобного» человека, правдолюбца, вступившего в борьбу с протекционизмом, демагогией и волюнтаризмом.
Творчество болгарского писателя-публициста Йото Крыстева — интересное, своеобразное явление в литературной жизни Болгарии. Все его произведения объединены темой патриотизма, темой героики борьбы за освобождение родины от иноземного ига. В рассказах под общим названием «Зерна гранита» показана руководящая роль БКП в свержении монархо-фашистской диктатуры в годы второй мировой войны и строительстве новой, социалистической Болгарии. Повесть «И не сказал ни слова» повествует о подвиге комсомольца-подпольщика, отдавшего жизнь за правое дело революции. Повесть «Солнце между вулканами» посвящена героической борьбе народа Никарагуа за свое национальное освобождение. Книга предназначена для широкого круга читателей.
В сборник вошли три повести современных писателей Кубы: Ноэля Наварро «Уровень вод», Мигеля Коссио «Брюмер» и Мигеля Барнета «Галисиец», в которых актуальность тематики сочетается с философским осмыслением действительности, размышлениями о человеческом предназначении, об ответственности за судьбу своей страны.
Девять месяцев спустя. Флорестийский филиал корпорации "Сфорца С.В." в режиме мирного времени. Революционеры спят, революция идет. Пока в один прекрасный день не обнаруживается, что шурин господина Сфорца находится в реанимации, а его старший сын - неизвестно где. И в кои-то веки политические противники тут ни при чем. В обоих случаях.Версия от 09.01.2010.
Три месяца назад биохимическая корпорация "Сфорца С.В." выиграла террористическую войну и спасла статус кво. Ни одно доброе дело не остается безнаказанным - теперь мировое правительство считает угрозой своему существованию... корпорацию "Сфорца С.В." вообще и руководство ее Флорестийского филиала в частности и поголовно.Нельзя сказать, что они так уж неправы. Потому что оторвите господина Сфорца от работы ради судебного разбирательства, и в качестве защитно-оборонительной реакции он в лучшем случае устроит шоу.
Четырнадцатый век. Это Европа; но границы в ней пролегли иначе. Какие-то названия мы могли бы отыскать на очень старых картах. Каких-то на наших картах не может быть вовсе. История несколько раз свернула на другой путь. Впрочем, для местных он не другой, а единственно возможный и они не задумываются над тем, как оказались, где оказались. В остальном — ничего нового под солнцем, ничего нового под луной. Религиозные конфликты. Завоевательные походы. Попытки централизации. Фон, на котором действуют люди. Это еще не переломное время.