Жасмин - [2]

Викарий спросил меня, хочу ли я во время службы выступить с прощальной речью, но сама мысль об этом приводила в ужас, и я прекрасно понимала, что не смогу этого сделать. Я хотела, но просто не могла. Наверняка, в порыве безумия, я бы сморозила какую-нибудь дурость или, того хуже, пошутила, поэтому я предложила, чтобы прозвучала любимая песня Лиама. Это было просто, я знала, что он очень любил «Мост над бурными водами» [1]. Но вместо того, чтобы поставить диск, я решила, что сама сыграю её на скрипке. Мне хотелось внести свой вклад. Пусть я не могу выступить с речью (и для не музыканта мелодия, конечно, будет звучать странновато), но мне нужен был повод, чтобы взять с собой свою скрипку. Мне почему-то казалось, что если скрипка будет со мной, то все пройдет легче.

В церкви мне удалось себя держать в руках ровно до первого гимна, а потом наступила полная безнадега.

Музыка всегда обладала свойством усиливать мои эмоции. Она делала меня еще счастливее, когда я была счастлива, но когда я грустила, она заставляла меня вовсе пасть духом. В течение всей службы я старалась унять дрожь и перестать, хотя бы на краткий миг, лить слезы. Я не могу играть в таком состоянии, а мне нужно сыграть во что бы то ни стало —  иначе я всю оставшуюся жизнь буду сожалеть о своей слабости.

Моя любимая электроскрипка лежала на коленях, когда я уставилась на неё и неожиданно вспомнила, каким образом она оказалась у меня. Я давно хотела себе такую, но они очень дорого стоили. А потом, где-то в октябре, Лиам пошел и купил мне её. В качестве подарка на Рождество, но он был так взволнован этой покупкой, что не мог больше ждать и сразу же подарил. Меня, помнится, очень удивила его настойчивая просьба одним субботним вечером —  сыграть на скрипке «Мост над бурными водами».

—  Погоди, у меня тут самое интересное началось, —  сказала я, отрывая глаза от романа, который читала на диване. —  Давай чуть позже.

—  Джез, сыграй сейчас, —  настаивал Лиам, забирая книгу у меня из рук.

—  Эй! —  возмутилась я, приподнимаясь и пытаясь её вырвать у него из рук. Но Лиам уже держал её у себя над головой, и я никак не могла до неё дотянуться.

—  Я твой жених, —  сказал он с ухмылкой, —  и я приказываю тебе играть мне. Сейчас же!

Я вздохнула и закатила глаза, вставая с дивана. Но, если честно, мне нравилось, что он получал удовольствие от моей музыки. Мне нравилось, что он гордился моим единственным талантом и просил меня играть для него.

—  Ну ладно, —  проворчала я, идя к скрипичному футляру, стоявшему у стены. —  Но я сыграю только раз, а потом опять буду читать. Ты прервал меня на самом интересном месте.

Но вскоре я совсем забыла про книгу. Я опустилась на колени на ковер и расстегнула футляр, а когда открыла его, развернулась, чтобы схватить с кофейного столика нотный лист. Но, повернувшись обратно, тут же взвизгнула от удивления и отпрянула. На месте моей старой доброй, отливающей золотом в дневном свете, скрипки в красном бархате лежала скелетообразная скрипка, искрящаяся серебром и синевой.

Это была прекрасная новая электронная скрипка.

Я издала сдавленный возглас, олицетворяющий мой восторг.

—  Это... это «Виолектра»! —  выдохнула я.

—  Нравится? —  спросил Лиам, на какое-то мгновение придя в замешательство. —  Ты же такую хотела?

Я недоверчиво уставилась на него.

—  Шутишь? Нет, ты шутишь, что ли? Я собиралась потратить несколько сотен фунтов и купить «Yamaha Silent Violin». Я просто… Боже, я о такой и не мечтала! Ты уверен, что мы можем себе её позволить?

—  Еще как, —  сказал он, махнув рукой и по-мальчишески задорно улыбнувшись. —  Это инвестиция. Таким образом, когда ты станешь прославленной скрипачкой, тебе от меня не отделаться...

—  Жасмин, —  раздался шепот мамы у меня под ухом. —  Пора. Иди играй.

Её голос тут же вернул меня к происходящему. Я сжала и разжала кулаки, но руки по-прежнему дрожали.

—  Ты вовсе не обязана, если не хочешь, —  спохватившись, сказала она. —  Это ерунда. Перед службой я дала священнику диск с песней. Он может поставить его.

Я помотала головой, изо всех сил стараясь не расплакаться, а потому не могла говорить. Я должна играть. Должна ему сыграть. Я поднялась со своего места и на ватных ногах, которые грозили в любую секунду подогнуться, прошла вперед. Хотя, по правде говоря, все это было фарсом. Я делала это не для Лиама. Не ради него. Лиам мертв, едва ли его волновало, что я делаю или не делаю. Я должна была это сделать ради себя, в попытке урвать толику успокоения. Я подключила скрипку к усилителю и положила её на плечо, прижав подбородком, надеясь, что привычное движение заставит меня расслабиться хотя бы чуть-чуть. Но стоило моим пальцем прижать струны и взглянуть на гриф, как я ясно услышала голос Лиама двухлетней давности, когда он впервые вручил мне её, а я просто таращилась на неё в футляре —  это была любовь с первого взгляда:

—  Так и будешь пялиться или что-нибудь сыграешь?

Казалось, его голос эхом прокатился по церкви, хоть и прозвучал только у меня голове. Я неотрывно смотрела на гроб и мужчину, лежащего в нем, такого близкого мне и уже такого далекого. Лиам был здесь, в деревянном ящике, а я боялась, что могу в любую секунду бросить свою скрипку и ринуться к гробу, сорвать крышку, вцепиться в него, да так и держать, пока кто-нибудь не расцепит мои пальцы, как какой-нибудь чокнутой.