Жарынь - [53]
Эти видения вскоре поблекли от скрипа садовых ножниц. Незаметно промчались три года, и однажды мартовской ночью Андон Кехайов сказал себе, что настал час прекратить истязание деревьев. Недели две тому назад он намекнул, что пора вернуться в естественное русло, но люди притворились глухими. Все эти три года его преследовал запах гнили, но он подслащал горечь предвкушением завтрашних успехов. Марин Костелов и Гачо Танасков так орудовали садовыми ножницами, что и земля, и деревья стонали, как тростник под прессом: сок течет густой струей, а через воронку центрифуги в отходную яму сыплется безжизненная труха. Костелов и Танасков предложили освоить еще доходные отрасли: пасеку и гусиную ферму. Весной среди ульев жгли мелиссу, вызывая искусственное роение, в ульях росли преждевременные республики, редеющие отряды рабочих пчел ценой непосильного труда собирали тонны меда. На третью весну пчелы вымерли; их сгребли в кучи и подожгли. В хрупком потрескивании горящих мертвых пчел слышалась безнадежная скорбь. Гусей же кормили зерном, вымоченным в винной кислоте. От этого у птиц непомерно увеличивалась печень, их продавали за хорошую цену. За неделю до отправки на убой птицы, выгнув шеи, с круглыми потемневшими глазами, выстраивались на берегу реки и покорно ждали смерти. Асаров, Перо и Марчев ловко сбывали в горных районах юга, по побережью Черного моря и в окрестных городках продукцию, полученную сверх плана государственных поставок. А Кехайову стал мерещиться покойный отец, которого он не вспоминал уже тридцать лет. Он внезапно ожил в сыне, и Андон с чувством отвращения поминутно ощущал его в своем взгляде, в голосе, в скорби и радости, — когда ел, спал, ложился и вставал.
Мартовской ночью он решил прекратить натиск на землю и тут же почувствовал, как испаряется сладковатый запах гнили и кошмар отцовского присутствия. «Надо тебя встряхнуть», — сказал он в ветреную мартовскую ночь селу, спавшему в молчаливых, слепых домах. «Я тебя разбужу, я тебя разбужу!» Он мерил скорыми шагами расстояние до хозяйственного двора. Грудь рассекала плотный поток ветра, в ней эхом отдавался призывный топот коней у герделских скирд, урчание трактора на меже раздоров, выстрел в ладонь, звон кирок и лемехов в долине. «Колесо повернется, повернется». Он отыскал среди построек ремонтную мастерскую и поднял руки, словно молился; потрогал темноту над плечами, но пальцы остались пусты. Клепала инженера Николы Керанова уже не было на прежнем месте. Кехайов побежал по темному полночному селу к церкви. Перепрыгнул через ограду и упал в церковный двор. Осиротевшая после смерти старого священника церковь так и не нашла себе другого духовного слуги. Андон прокрался, в притвор и по витой лестнице, на которую ни разу в жизни не ступил с времен детства, когда он ловил здесь голубей, стал подниматься на колокольню. Под ногами рассыпались прогнившие доски, он продвигался в полной темноте с риском оступиться и грохнуться вниз. В густом мраке лестницы очерчивались прорези колокольни цвета горелой листвы. Он очутился на площадке, стоял, подставив лицо ветру, сжимая и разжимая ладони в такт бешеным ударам беспокойного сердца. Веревки не было, он уперся локтями в каменную кладку и поднимался до тех пор, пока не коснулся волосами края колокола. Сунул голову в стальной зев и стал поворачивать ее, как пест в ступке. Хотел найти язык колокола, но его не было, Андон догадался, что его, должно быть, оторвали после дня первой борозды. Спустившись по витой лестнице во двор, он вытащил из ограды железный прут и в приливе восторга вернулся на площадку. Поднял железный рычаг и сильно, с редкими интервалами, тревожно и торжественно, как на свадьбу или рождение, забил в колокол. Через десять минут во двор церкви начал сходиться народ. Первыми подошли те, кто жил поближе. В пальто, наброшенных на исподнее белье, люди размахивали зажженными фонарями и сонными голосами кричали:
— Пожар!
— Ничего не видно!
— Ребенок у кого родился, что ли?
— Неизвестно.
Потом прибежали те, кто жил в центре села. За ними — жители околиц.
— Что случилось?
— Что случилось?
Колокол затих, и люди увидели во дворе церкви Андона Кехайова. Люди были разочарованы — любопытство их было обмануто. Они сказали себе, что Кехайову опять дурь в голову ударила. Им было совестно, что они топчут эту старую траву, которой не касалась нога человека, что явились в это место, давно обманувшее их надежды. Андон попытался перекричать гвалт: «Хватит, давайте прекратим насилие над природой, заложим новый сад!» Сельчане внезапно утихли, он почувствовал в их молчании враждебность. Людям вспомнились мертвые пчелы, стенания деревьев, задумчивые гуси у реки. Кехайов, обессилев, вышел на улицу и сел на скамейку у ограды. Народ разошелся по домам. В темной тишине перед Андоном возникли силуэты Марина Костелова, Гачо Танаскова, Асарова, Перо, Марчева и лжеинженера Брукса.
— Слыхали? — спросил Андон.
— Не глухие.
— Ну?
Все шестеро молчали. «Я дурак. Надо быть ненормальным, чтобы со мной согласиться. Костелов и Гачо опять примутся браковать скот, Асаров, Перо и Марчев вернутся к своим кастрюлькам, козам и молоткам. Они мне поддержка в разрушении, но не в созидании». Антона схватило омерзение при мысли, что он был товарищем этим людям почти три года. Он вспомнил, как его дед однажды ночью в первую мировую умирал от жажды, как увидел воду в человечьем следу, как жадно хлебнул два-три раза и понял, что пьет кровь, как его вырвало и он долгое время не мог ни есть, ни пить. По очереди оглядев всех шестерых, испытывая невыразимое отвращение, он закричал:
Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Сэм Дюшан, сочинитель шпионских романов, вдохновленный бессмертным шедевром Сервантеса, придумывает своего Дон Кихота – пожилого торговца Кишота, настоящего фаната телевидения, влюбленного в телезвезду. Вместе со своим (воображаемым) сыном Санчо Кишот пускается в полное авантюр странствие по Америке, чтобы доказать, что он достоин благосклонности своей возлюбленной. А его создатель, переживающий экзистенциальный кризис среднего возраста, проходит собственные испытания.
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.
Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.