Жаркое лето в Берлине - [5]

Нет! Она была уверена, что тут дело не в женщине. Стивен сказал бы ей, будь это так. Даже раздул бы из этого целую историю! И лишь после отплытия из Коломбо что-то омрачило его настроение. А ведь до этого они жили очарованием лучезарных дней, прелестью ночей, напоенных лунным светом, среди островов, рассыпанных, точно драгоценные камни, в водах Индийского океана, среди огней иностранных портов: Джакарты, Сингапура, Пенанга, Рангуна. А золотые дни в Бенгальском заливе, где отражение облаков в шелковистых водах похоже на затонувшие горы и летающие рыбы переносятся с гребня одной волны на другую. Коломбо… Рисовые поля террасами спускаются в глубьдолин. А Канди с его озером, напоминающим собою лунный камень в оправе холмов!

И после Коломбо вот это!.. Неужели то было вспышкой ревности? Об этом смешно даже подумать! Стивен знает ее слишком хорошо. Да и к кому приревновать? На одну секунду она почувствовала себя совсем молоденькой. О нет! Приревновать ее? Что за нелепость! Говорят, женщинам нравится, когда их ревнуют… Даже самая мысль об этом была ей неприятна. Если ваш муж может приревновать вас к незнакомцу, с которым вы в течение каких-нибудь десяти минут, ради практики, перекинулись несколькими фразами на плохом немецком языке, немногого же стоит ваш брачный союз!

Да, Стивен изменился именно с того времени, как новый пассажир сел на пароход в Коломбо. Их сегодняшняя ссора вспыхнула из-за пустяков. Она стояла рядом с новоприбывшим на палубе, любуясь, как брызгами рассыпаются волны, разбиваясь о борт судна, – золотыми, зелеными, пурпурными, синими брызгами! Они болтали о пустяках. Ее знания немецкого языка ограничивались всего лишь несколькими фразами из разговорника, который перед отъездом ей вручила мать. Сколько она ни просила Стивена научить ее немецкому языку, он отказывался наотрез, говоря, что раз он стал австралийцем и вошел в австралийскую семью, ему необходимо совершенствоваться в английском языке.

Мелькнула мысль: а что, если эта первая встреча с соотечественником заставила его задуматься над вещами, которым она до сих пор не придавала значения, напомнила ему о детстве и доме. Может быть, он боялся, что она не сумеет войти в их семью; может быть, его стало раздражать все, что он полюбил в Австралии и в австралийцах и в ней самой? Провожая Джой, мать говорила: «Трудно будет тебе приноравливаться к этим „фонам“! Смотри не попади впросак!»

Джой с сокрушением подумала, что дипломатические способности не входят в число ее талантов.

Перебирая в памяти события последних дней, она вспомнила о поручении матери отправить открытку профессору по старому мюнхенскому адресу, который мать хранила все эти годы. Завтра же утром она должна выполнить это поручение.

Дверь медленно отворилась. Джой закрыла глаза.

– Вы спите? – шепотом, растягивая слова, спросила Луэлла Дейборн.

Джой вскочила.

– Бог мой, Луэлла!

– Вы нездоровы?

– О нет! Что вы! Почему вы так думаете?

– Ваш обожаемый муж в одиночестве прогуливается по палубе. Вот я и подумала… Проходя мимо вашей каюты, увидела свет. Можно войти?

Луэлла уже вошла. Свет падал на ее тициановские волосы, и Джой подумала: «Вот самая красивая женщина, которую я когда-либо видела».

– О боже мой! – воскликнула Луэлла. – Тут настоящее пекло! Жарче, чем в аду. А что, если я оставлю дверь открытой?

– Пожалуйста! Давно следовало ее открыть, но у меня не было сил встать.

Луэлла расстегнула высокий воротник китайского платья из золотой парчи с разрезом по бокам, облегавшего ее стан, как перчатка.

– Уф! Красное море неподходящее место для такого туалета. И как это ухитряются девушки в Рангуне выглядеть летом, словно магнолии? Ума не приложу!

Она раскинулась в кресле, сбросив босоножки на высоких каблуках. – Не выпить ли нам прохладительного?

– Охотно.

– Что будете пить?

– Шэнди со льдом.

Вошел стюард. Луэлла заказала напиток.

Джой смотрела на нее с восхищением.

– Моя дорогая, вы хороши как никогда!

– Нечто в этом духе пытались сказать мне наш капитан, главный механик и какие-то морячки рангом пониже. А когда я спускалась сюда, мне попался тот самый тип, что сел на пароход в Коломбо. Он было приударил за мной на манер американской солдатни, изголодавшейся по женщине. Сразу видно, что этот субъект не в себе! – продолжала она, играя стаканом. – Вы знаете, он немец?

– Да, я это поняла, как только он появился на палубе. Он хвалился, что немцы захватили рынки, ранее принадлежавшие Англии.

– Ну, это еще что! Этот субъект до сих пор продолжает войну сорок первого года!

– Что вы хотите сказать?

– А то, что сегодня вечером, когда я была в коктейль-холле, он подсел ко мне. И, прежде чем я успела опомниться, мы с ним проделали блицкриг по всем стратегическим пунктам Западной Европы, плечо к плечу промаршировали по Елисейским полям… А господин Гитлер шагал впереди нас, изрыгая огонь…

«Так вот почему Стивен так себя вел», – подумала Джой. Но вслух сказала:

– Не выношу этих завзятых вояк, они вечно доигрывают последнюю войну.

– Не будьте наивной, – сказала Луэлла. – Этот парень на всех парусах мчится навстречу следующей мировой войне. Клянусь, он еще страшнее тех безумных сенаторов, которых мне довелось встречать в Вашингтоне. Они охотятся за ведьмами во всех кулуарах Пентагона. Вот отдохну немного и прямо пройду в свою каюту. Хотя пот льет с меня, как Ниагарский водопад, все же напишу папе письмо. И распишу же я ему этого субъекта!