Жаркое лето в Берлине - [4]

Но стоило ей заговорить о поездке в Германию, хотя бы на короткий срок, он неизменно отвечал: «Нет!» – с излишней резкостью, не свойственной его характеру.

И она подумала, права ли она, настаивая на этой поездке, которая была всецело делом ее рук. Из года в год – все последние пять лет – они откладывали эту поездку. То Энн была слишком мала для такого путешествия. То они сами были заняты постройкой дома. Потом она ожидала второго ребенка – Патрицию, – и речи быть не могло о поездке с грудным ребенком на руках. Стивен всегда находил уважительные причины. И наконец в прошлом году сестра Стивена Берта написала лично ей, Джой, о серьезной болезни матери и умоляла ее приехать со Стивеном и детьми, чтобы застать мать… Джой посоветовалась с отцом, и к девятой годовщине их свадьбы отец сделал им подарок: купил для них билеты на пароход и предоставил Стивену годичный отпуск. Надо сказать, что к тому времени Стивен благодаря своему упорству и деловым качествам добился места управляющего на предприятии ее отца.

И вдруг перед Джой возникло лицо Стивена, каким оно было в тот момент, когда отец за праздничным столом, в день их годовщины, вручал им билеты. Его загорелое лицо пловца так побледнело, что она испугалась – не заболел ли он? И ее поразило странное, отсутствующее выражение его глаз при словах отца: «Посмотрите, тут и обратные билеты. Я вовсе не хочу терять моего лучшего управляющего, да еще и любимого зятя!»

Ко всеобщему изумлению, Стивен бросил билеты на стол и, не проронив ни слова, вышел из комнаты, будто только наедине с собой мог овладеть своими чувствами.

Джой хотела было пойти за ним, но отец остановил ее.

– Пусть Стивен побудет один! – сказал он. И помолчав, налил себе еще стакан пива. – Нам давно следовало сделать это, – задумчиво добавил он. – Плохо, когда человек отрывается от своей среды.

– Смотря по тому, какая это среда, – наполняя стакан, сказала мать сухим тоном, которым она обычно прикрывала свои чувства.

Минута шла за минутой. Прошло уже полчаса. Не в силах более оставаться одна, Джой пошла искать Стивена. Можно представить себе, какое облегчение и вместе с тем негодование она испытала, увидев Стивена, преспокойно сидевшего на кроватке Энн с Патрицией на коленях! Девчурки играли, взвизгивая от удовольствия, в какую-то дурацкую игру, придуманную их папашей. Стивен вернулся вместе с ней в столовую и как ни в чем не бывало занял свое место за столом. Затем в несколько официальной и напыщенной манере, свойственной ему в торжественных случаях, принес свою благодарность за подарок.

Начиная с того памятного вечера и по самый день отъезда все их время было занято сборами. Брать с собой Патрицию или нет? Вот единственный вопрос, в котором они расходились. Сперва Джой отказывалась ехать без ребенка. Но, как она потом узнала, Стивен сговорился с матерью, и не успела она опомниться, как вопрос был решен без нее: Патриция остается с ее родителями.

– Не глупи, – сказала ей мать, – когда Джой пыталась возражать. – Ты знаешь, что у Стивена старая, больная мать, а отец не только стар, но у него еще и несносный характер. С них хватит и одного ребенка. Я не говорю уж о тебе; взяв с собой обеих девочек, ты не будешь знать покоя.

И Патриция осталась с бабушкой и дедом.

Время отступило вспять: в памяти возникла картина прощания. Патриция беспечно щебечет на плече у деда. Она ничуть не огорчена, что ее не взяли в поездку. Отец Джой неестественно весел. Мать, как всегда, спокойна и деловита. Только слова порой застревают у нее в горле. А у Джой сердце разрывается при мысли, что узы, связующие ее с родителями, натягиваются и рвутся, как ленты серпантина, что взвивались вслед пароходу в тот солнечный весенний день.

Все обернулось к лучшему. Будь с ними малютка, он не пережили бы вновь медового месяца, не почувствовали бы той бурной страсти, бросившей их друг к другу в первую же встречу.

И вдруг нынче между ними пробежала черная кошка. Чутье подсказало ей, что причиной тому было нечто, связанное с его прошлым. Те восемнадцать лет, которые она с такой легкостью вычеркнула из его жизни, для него не прошли бесследно, они таились где-то подспудно.

Пойми она это раньше, разве решилась бы она настаивать на путешествии в Германию! Что бы ни побудило ее отца сделать им такой подарок, поездка лежала всецело на ее ответственности. Разве не твердила она многие годы: «Когда мы поедем в Европу…» Разве и после рождения Патриции она не спрашивала: «Когда же мы наконец покажем наших детей твоим родителям? Когда же? Когда?..

И вот «когда» превратилось в «теперь». И захлопнутая дверь молчаливо задавала вопрос, который у Джой раньше никогда не возникал: «Почему все же Стивену так не хотелось возвращаться на родину?» Джой доводилось слышать о женщинах, которые, выйдя замуж за беженцев, потом узнавали, что у их мужей были жены, пропавшие без вести в буре войны или эвакуации, были семьи, о судьбе которых они ничего не знали. Но Стивен был чересчур молод. Джой могла поклясться, что она его первая женщина, как и он ее первый мужчина. Они оба были чисты. Но все же ему было восемнадцать лет, когда он бежал из Германии. У него могла остаться там девушка, которую он, как ему казалось, любил. Ведь и я в те годы воображала, что влюблена в соседнего юношу! Ревность сжала ее сердце. «Полно глупить», – сказала она себе. Да и к кому ей было его ревновать? К его первой романтической любви, испарившейся при столкновении с действительностью, как и ее мимолетная мучительная первая любовь? В восемнадцать лет мы все влюблены в любовь!