Жаркое лето в Берлине - [40]

– А чем занимается сейчас этот… принц? – спросила Джой, страшась ответа.

– Кроме целования рук, он оказывает услуги одной почтенной родственнице, как и он, голубых кровей, – нашему старому, дорогому другу Prinzessin, с которой мы уже встречались в Дюссельдорфе в ее деятельности по части достославной и бесславной «Тайной службы».

История профессора стала приобретать для Джой особую окраску.

– Кому же она оказывает помощь?

Вопрос Джой прозвучал неуверенно.

– Военным преступникам. Помогает им бежать из страны, когда скандальное дело принимает огласку, и возвращаться обратно, как только опасность минует. Они умны. Многих они держат за пределами страны, многих они уже сейчас возвращают. Не удивительно! В Западной Германии насчитывается тридцать филиалов «Тайной службы», тринадцать филиалов за границей – один в доброй старой Англии, а еще один в «прибежище свободных», сиречь в Соединенных Штатах, а большой бизнес здесь заботится, чтобы они ни в чем не терпели нужды.

Луэлла резко вскочила.

– Уйдем отсюда. Мне становится дурно, когда я вижу, как этот угорь голубых кровей из кожи лезет вон в своих кривляниях.

– Уходить так уходить! – Тод и Карен встали. – Сегодня мы с Златокудрой собираемся посетить не совсем обычное сборище.

– И мы с вами, – живо отозвалась Луэлла. – О'кэй, Тео?

– Что до меня, так о'кэй. А что скажут наши гости?

– Я отвратительная хозяйка, – извиняющимся тоном сказала Луэлла. – Но уверяю вас, провести время с Тодом всегда занимательно.

– И мы с удовольствием пойдем с вами, благодарю, – сказал Стивен, не глядя на Джой, которой это приглашение было явно не по душе. Джой принужденно улыбнулась, желая скрыть досаду.

Она нехотя прошла вслед за ними через роскошный вестибюль. Раздражение нарастало, тем более что Стивен умело лишал ее возможности выразить его. Обычно он был так заботлив и предупреждал каждое ее желание. А сейчас он просто увлекал ее за собой, будто ее и не было, мимо бесчисленных ливрейных лакеев, мимо изящных, миловидных девиц, восседавших в одиночестве на стратегических пунктах.

А там, на ярко освещенных улицах, где над витринами магазинов, торгующих предметами роскоши, мелькали неоновые огни реклам, прохаживались на высоких, как ходули, каблуках столь же изящно одетые девицы и слонялись молодые люди в костюмах новейшего покроя; из крохотных карманных радиоприемников плыла музыка; глаза из-под наклеенных ресниц следили, как в блестящих лимузинах подъезжали мужчины, старые и пожилые. Мимо проходили пары: покачивались юбки-колокольчики рядом с форменными брюками оккупационных войск, гнусавые звуки чужестранной речи сливались с женским смехом.

– Итак, вы предаете себя в мои руки? – спросил Тод.

– Да! – в один голос сказали Стивен, Луэлла и Тео. – Тогда я намерен предложить всем втиснуться в ваш кадиллак, Тео. Согласны?

– Валяйте!

– Здесь ничто не производит такого впечатления на людей и не завоевывает их дружбы, как американский военный номер на машине, – прибавил он, усаживаясь вместе с Карен на переднее сиденье в машине Тео.

– Паспорт при себе?

– Еще бы! – воскликнула Луэлла.

– Да, – сказал Стивен.

Выбравшись с трудом из рядов машин на месте стоянки на проезжую дорогу, они сломя голову понеслись в бесконечном потоке автомобилей. Вопросы Тода приводили Джой в мрачное настроение. Чтобы показать свое недовольство, она как можно дальше отодвинулась от Стивена; но Стивен разговаривал с Луэллой, и Джой оставалось только изучать рекламы, сверкающей лентой мелькавшие перед ее глазами: «Haus Wien», «Hotel am Zoo», огромная кисть винограда, а когда они выехали с Курфюрстендама – бесконечные вывески, которые она не могла прочесть.

– Мы едем в сногсшибательный кабачок, – объяснил Тод, – о существовании которого большинство берлинцев и не подозревает. Кабачок оригинальный, но не высшего класса. Что от вас требуется? Растянуть губы в приятной улыбочке и так застыть до конца.

Джой почувствовала себя совсем несчастной, когда машина, протиснувшись через узенькую, скупо освещенную улицу, остановилась у невзрачного здания с вывеской на старинном фонаре: «Weinstube».

Когда Тод повел их вниз по лестнице в погребок, откуда слышался звон стаканов, гул веселых голосов, распевающих песни, какой-то человек, подойдя к краю тротуара, проверил номер их машины.

– Песня что надо! – громко сказал Тео, а шепотом, не шевеля губами, добавил: – «Бомбы над Англией».

Джой крепко схватила Стивена за руку, у нее вдруг закружилась голова, когда они остановились на лестничной площадке, глядя вниз сквозь пелену дыма на розовое сияние бритых черепов и лоснящиеся от бриллиантина головы молодых людей, у которых волосы ниспадали до воротничков, нависая на глаза; все они ритмично двигались из стороны в сторону, а певцы, как загипнотизированные, покачивались под звуки музыки, которую выколачивали из разбитого пианино.

– Achtung! – рявкнул голос из-за стойки. Пение прекратилось. Все обернулись в их сторону. Враждебные лица, настороженные взгляды.

– Sieg Heil! – Тод, выкрикнув эти слова, щелкнул каблуками. Раздался приветственный рев. Раздвинулись стулья, чтобы дать им возможность пройти через переполненный зал. Освободили столик, подбежал кельнер; вокруг них суетился, точно лысая нянюшка, хозяин кабачка.