Жаркое лето в Берлине - [26]

– Стивен! Замолчи! Неужели тебе ничуть не жаль Луизы, которая должна жить где-то в Швиловзее?

– Ничуть! Швиловзее – прекрасное место, и у нее чудесный дом, даже слишком большой для нее.

– Но ведь он в советской зоне!

– Моя дорогая Джой, ее никто там не держит. Она может уехать оттуда хоть сегодня. Два или три раза в неделю она приезжает в Западный Берлин. Наконец, во французском секторе у нее есть еще один дом, она могла бы жить там.

– Но почему же она там не живет?

– Не знаю. Но думаю, потому, что она желает быть в передовом отряде, когда начнется «Drang nach Osten»[11]. Наконец, ей обязательно надо кого-нибудь ненавидеть. Без ненависти наша семья не может существовать.

– Какой вздор! – зло сказала Джой. – Ты говоришь, как Берта. Но ведь ты сам не умеешь ненавидеть.

– Напрасно так думаешь! И я могу ненавидеть, когда захочу, но ненавидеть из принципа, а не как полагается по штату с полной нагрузкой, возьми хотя бы Мерджерсов. После поражения в тысяча девятьсот восемнадцатом году отец Луизы ни разу не устраивал себе выходного дня, чтобы отдохнуть от ненависти к победителям.

– Ну и что ж! Все равно, мне жаль бедную Луизу.

– И напрасно! Луиза получает извращенное наслаждение от того, что живет в советской зоне. Худого ей там ничего не сделали; правда, заставили сдать свободную часть дома, которой она все равно не пользовалась. Луиза самозабвенно вынашивает свою дикую ненависть. Разве это не видно по ее кислой мине?

– Она жаловалась, что к ней там ужасно относятся.

– Держу пари, что так оно и есть. Видела бы ты, как она на каждом шагу третировала этих людей двадцать лет назад! Да и много позже. Мне довелось кое-что услышать! И я просто не могу понять, как она не подвернулась под горячую руку какому-нибудь красному и тот не столкнул ее в озеро. Это был бы первый коммунистический акт, который я бы приветствовал. И если ты еще когда-нибудь вздумаешь пригласить Луизу на чай, меня там не будет.

– Нет, ты просто невыносим! Я из сил выбиваюсь, чтобы ладить со всеми, а ты, вместо того чтобы помочь мне, все портишь.

– Тебя ничем не проймешь. Ты сама все знаешь.

Джой вспыхнула от такой несправедливости.

– Я знаю одно: если ты хочешь сохранить мир в семье, ты не должен был вести себя так безобразно грубо с Хорстом.

В дверях ванной комнаты Стивен остановился и резко спросил:

– Когда я был груб с Хорстом?

– Да все эти дни, с самого приезда. Перед отцом ты просто пресмыкаешься и от меня требуешь того же. А когда отец хочет, чтобы ты встретил Хорста, ведешь себя, как упрямый мальчишка.

– Мне казалось, ты сама была против того, чтобы я встречал Хорста.

– Я просто радовалась, что ты проявил наконец самостоятельность. Ведь тогда я еще не знала Хорста.

– Но, узнав, изменила свое мнение?

– Мне только не нравится его привычка поддразнивать тебя, что он усвоил еще с мальчишеских лет (ты и сейчас еще попадаешься на это). В остальном я не нахожу в нем ничего плохого. Так мило с его стороны привезти в подарок Энн такую большую куклу…

– И ты на это клюнула?

– Как это – клюнула? Что это значит?

– То, что сказал. Знай ты немецкий язык получше, ты бы услышала, что только за обедом он послал Гесса купить куклу.

– О! – Для Джой это было неожиданностью. Она подошла к туалетному столику и стала расчесывать волосы. – Все равно очень мило, хотя бы и так. Все же он очень большой человек.

– Он тебе это сказал?

– Нет. Но это и так видно.

– So?

Джой села на банкетку перед туалетом.

– Перестань, ради бога, твердить свое «So»! A почему ты мне не сказал, что отец хочет сделать тебя главным управляющим заводами фон Мюллеров, если ты останешься?

Стивен отскочил от двери ванной.

– Когда они тебе об этом сказали?

– Сегодня днем, за чаем. Я попала в дурацкое положение.

– И уж, конечно, Хорст просил тебя повлиять на меня? Да?

В зеркало она видела, как, весь насторожившись, он налег на дверную ручку.

– Нет. Он только хотел знать, как я отношусь к этому предложению, ведь оно касается не только тебя, но и меня и моих детей. По крайней мере он так считает.

– Как это предусмотрительно с его стороны! Не узнаю своего братца в том портрете, который ты нарисовала.

– Ну, перестань! Веди себя прилично, – бросила она его отражению в зеркале. – Как видно, изменился не только ты, но и он.

Стивен молчал. Тогда она спросила:

– Почему ты не сказал мне, что у вас замок на Рейне?

– So? – Он встал за ее спиной. – Так вот на какую приманку ты клюнула?

– Клюнула? Не мели вздор! Почему ты сам не сказал мне? И еще вилла на каком-то озере или еще где-то. Не пойму, почему мы должны задыхаться в таком пекле, когда можно туда поехать? Ты ведь говорил мне, что ваша летняя вилла в Восточной зоне?

– Наша бывшая вилла в Восточной зоне. – Он медленно произнес эти слова сквозь зубы. – Замок на Рейне и вилла на озере Штарнберг куплены после войны. Можешь счесть их наградой за проигранную войну.

Она пристально посмотрела на него в зеркало. Его светлые волосы почти касались ее темных волос. Таким злым она его еще не видела. Он наклонился над ней, почти прильнув щекой к ее щеке.

– Что ты обещала моему брату? – спросил он так тихо, что она едва поняла, что он сказал.