Жаркое лето – 2010 - [84]

– Амулет такой – заветный и многократно-проверенный. Он очень древний и действенно ограждает – по моему мнению – от всяческих гадких неприятностей и неожиданностей, могущих приключится в дороге…

Неумело пристраивая ножны со шпагой на левом боку, Гарик мимоходом заметил-поинтересовался:

– Смотрю, и вы, господа, тоже знатно вооружены. Практически – до самых зубов…. Мы чего-то – или кого-то – опасаемся?

– Есть такое дело, опасаемся слегка, – подтвердил Глеб. – Последние две недели в этих местах безобразничает шайка разбойников под предводительством солдатского дезертира…. Платон, как кличут этого дерзкого мерзавца?

– Швелькой, ваша милость!

– Во-во, под предводительством беглого солдата Швельки…. Грабят проезжающих торговых людей, нападают – в поисках женского пола – на отдалённые хутора.

– Вооружённые всадники – для тутошних разбойников – добыча совершенно непривлекательная, – педантично дополнил Платон. – Мол, возни-риска много, а конечного толку мало. Они предпочитают грабить богатые купеческие обозы, где можно взять хабар достойный. Но – на обратной дороге – мы, похоже, будем сопровождать карету. Поэтому и надо – создать видимость достойного и надёжного эскорта. Глядишь, злые тати и убоятся нападать…

«Убоятся нападать? Ну-ну!», – ехидно хмыкнул внутренний голос. – «Тоже мне, утешил, дипломат деревенский! А если – не убоятся? Надо, братец, быть поосторожнее, и внимательно посматривать по сторонам …».

Просёлочная грунтово-песчаная дорога бестолково змеилась-петляла среди смешанных хвойно-лиственных лесов и холмистых полей, щедро заросших русским пахучим разнотравьем. Вокруг царствовала чуткая и насторожённая тишина, изредка нарушаемая беззаботным щебетом птичек в густом придорожном кустарнике и весёлым цоканьем тёмно-палевых белок, суетливо копошащихся в сосновых ветвях. Один раз дорогу пересекла ярко-рыжая матёрая лисица, крепко сжимавшая в белоснежных зубах тушку молоденького зайчонка.

«Натуральная и откровенно-неудобоваримая глухомань!», – в сердцах высказался наблюдательный внутренний голос. – «Из серии – кричи, не докричишься…. Обрати внимание, братец, на эту узенькую лощинку! Неуютное местечко, право. Опасное, мать его…. И клыки смилодона заметно похолодели…».

Гарик, скакавший впереди отряда, плавно натянул поводья. Ласточка, недовольно всхрапнув, послушно остановилась.

– Что случилось? – встревожено спросил подъехавший Глеб. – Подпруга – под лошадиным брюхом – ослабла? Кобылка раскапризничалась?

– Не в этом дело, – Гарик указал рукой направо. – Видишь, от нашей дороги отходит, ныряя в лесную лощину, свеженатоптанная тропа? На влажной глинистой почве (дождик же вчера моросил!), ясно просматриваются следы сапог, лаптей, собачьих лап и конских подков…. Видишь?

– Ну, вижу. И, что с того?

– Пока не знаю. Интересно, а куда ведёт данная лощина?

– Она тянется до самого Рязанского тракта, – пояснил Платон и, вдруг, забеспокоился: – Действительно, тропка-просека совсем свежая! Как мне помниться, раньше тут не было ничего похожего, лес стоял плотной стеной. А теперь и два всадника – рядом – проедут запросто…. Плохое место. Однозначно, плохое! Ладно, там посмотрим…

Ещё через сорок-пятьдесят минут лес резко расступился в стороны, вдоль дороги потянулись длинные капустно-морковные грядки. Вскоре показались и разномастные строения – дома, домишки, избы, сараи, склады барачного типа, многочисленные треугольники погребов.

– Громово! А вот, и он, постоялый двор! – объявил Платон. – За мной, господа хорошие! Форверст, как говорят немцы…

Громовский постоялый двор представлял собой полновесный комплекс всяких и разных зданий-сооружений, вдумчиво-огороженных высоким и крепким – местами почти новым – забором.

«Видимо, здешние хозяева опасаются тотального и наглого воровства», – предположил внутренний голос. – «Поэтому и содержат изгородь в образцовом порядке. А ворота-то какие шикарные! Мать моя женщина…. Наверняка, дубовые. Кроме того – видимо, для пущего порядка – оббиты широкими железными полосами…».

– Эй, отворяй! – громко проорал Глеб и, не слезая с лошади, рукой толкнул-качнул увесистую чугунную болванку, подвешенную на верёвке к толстой жердине, торчащей над забором. Болванка послушно ударилась о железный лист, «вмонтированный» в тело изгороди.

– Бом! – радостно отозвался лист. – Бом!

– Вскоре откроют, – уверенно пообещал Платон. – Сейчас пугливые солдатики старательно рассмотрят нас через щели-дырочки в воротах, убедятся, что имеют дело с приличными людьми, и пустят внутрь.

– Солдатики? – переспросил Гарик.

– Они, родимые, они…. При громовском постоялом дворе размещена государева почтовая станция, которой – по секретному внутреннему уложению – полагается надёжная воинская охрана. Как же можно без этого? Почтовые кареты, они чего только не перевозят…. Опять же, казённое имущество, включая сменных лошадок, требует особого и тщательного присмотра.

Наконец, двухстворчатые ворота распахнулись, и путники беспрепятственно проехали внутрь территории постоялого двора.

– Едем к кружалу[110]! – указывая направление, махнул рукой управляющий Петровки. – То бишь, вон к тем двухэтажным хороминам, что высовываются из-за здания длинной конюшни…