Жаркое лето – 2010 - [73]

Крестьяне, ведомые боевитой тёткой, окончательно остановились, не дойдя до путников метров семь-восемь.

– Тебя, милейшая, случаем, не Матрёной кличут? – невозмутимо поинтересовалась Алевтина, подпустив в голос откровенно-барственных ноток. – Отвечай же, тётка, не молчи. Я, ведь, могу и рассердится.

– Матрёной…, барин! Или же – барышня?

– Барышня, барышня…. Итак, слушай меня! Мы с мужем, – небрежно кивнула головой в сторону Глеба, – являемся закадычными и добрыми друзьями Глеба Сергеевича Петрова. Тебе известен сей благородный и уважаемый господин?

– Известен, барышня! Известен! – истово подтвердила Матрёна, взволнованно прижимая ладони к высокой груди. – Дык, это что же получается? Глебушка, родимый, золотиночка моя…. Он живой? Возвращается домой? Где же он сейчас?

– Жив, конечно. Более того, уже на подъезде и скоро появится здесь – в сопровождении управителя Платона.

– Господи! Спасибо тебе, всесильному! – костистая тётка тут же бестолково повалилась на колени и воздела руки к небу. – Услышал ты молитвы своей слуги недостойной! Как же мне теперь благодарить тебя, добрейшего – за это счастье неземное? Чем могу отслужить? Как – отработать достойно? Радость-то какая, Господи…

«Братец, этот взволнованно-религиозный спектакль может продолжаться бесконечно долго», – напомнил о своём существовании беспокойный внутренний голос. – «Вмешайся, пожалуйста, в ситуацию! Разрули, так его растак…».

Гарик грозно откашлялся и – в строгом соответствии с ролью «выходца из сибирской купеческой среды» – выдал:

– Уймись, глупая баба, и сейчас же поднимись на ноги! Хватит причитать и охать! Ну, кому сказано? Немедленно выполнять! Успокоилась? Молодец…. Значится так, тётенька любезная. Дорогой и желанный гость – вместе с управляющим поместья – прибудут несколько позже, как завершатся с важными и неотложными делами. Тебе же, раба Божья, Глеб Сергеевич велел передать, чтобы организовала тут всё по высшему разряду – торжественную встречу, стол праздничный и достойный, спальные удобные места, прочее…. Поняла ли меня?

– Поняла, барин, поняла! Всё выполню, всё исполню! С радостью великой и охотной! – заверила Матрёна. – Сейчас я и вас с жёнушкой сопровожу в дом господский. Только…. Подождёте чуток? Я сейчас распоряжения отдам, – зачастила скороговоркой: – Иван, ступайте с Петькой в свинарник! Парочку месячных поросят забейте, освежуйте и тащите на кухню. Ефим, ты иди в птичник. Зарежешь трёх цыплят и двух молоденьких гусаков. Ещё яиц прихвати – куриных и утиных – по десятку…

Когда мужики – всё также с кольями, прутами и топорами на плечах – разбежались выполнять данные им поручения, Матрёна, почтительно поклонившись в пояс, пригласила:

– Пойдёмте, гости дорогие! Я вас провожу в дом…. Вот, ещё. Вы, наверное, очень устали? Если хотите помыться-попариться с дорожки, то пожалуйте в баньку. Мы нынче её регулярно протапливаем для нужд проезжающих важных персон, часто посещающих – по дороге на Рязань – нашу Петровку. Платон Ильич – для нужд хозяйственных – с желающих берёт не дорого. Так как, пойдёте?

– Безусловно, посетим, – лукаво подмигнув Але, ответил Гарик. – Причём, с огромным удовольствием.

Про себя же он подумал: – «Очевидно, финансовые дела поместья идут далеко неблестяще, и управляющий рад любой копейке. За деньги определяет на постой беженцев, предоставляя им полный пансион с оказанием комплекса всевозможных услуг. То бишь, Петровка нынче является полноценным придорожным мотелем…».

Через полминуты Аля поинтересовалась:

– Матрёна, а куда это вы направлялись, на ночь глядя? Причём, вооружённые до самых коренных зубов? Случилось что?

– Дык, барыня, голосил кто-то – страшным воем-голосом. Собаки дворовые прибежали – как очумелые. Жучок был так испуган, что промчался вдоль забора и об торчащий гвоздь весь бок себе распорол…. А вы никого страшного не встретили по дороге?

– За серыми собаками медведь гнался. Большой такой, горбатый, тёмно-бурый. Слюна розовая капала с жёлтых клыков.

– Страсть-то какая! И куда же зверь потом подевался?

– В лес убежал, – продолжила вдохновлёно сочинять Алевтина. – Мой муж ему большим камнем в глаз закатал. Вот, косолапый – от страха – и дар дёру, только бурелом затрещал…

Они поднялись по широкой каменной лестнице и, пройдя между мраморными колоннами, оказались перед двухстворчатыми дверьми морёного дуба, украшенными искусной резьбой и светлыми металлическими нашлёпками. Матрёна достала из кармана длинной юбки массивный бронзовый ключ, вставила его в замочную скважину, повозившись с минуту, приоткрыла одну из дверных створок, предупредительно отошла в сторону и, пропуская гостей вперёд, предложила:

– Проходите в гостиную, располагайтесь! Я же на время отойду к баньке.

Приготовлю там всё для вас, приберусь немного, замочу свежие веники, сменю мочалки. Дверь пока закрывать не буду, чтобы вам идти было светлей…

Гарик шагнул за порог и насторожённо задёргал крыльями носа – пахло цветочным сеном, свежей пшеничной сдобой, вековой пылью и недавней кошачьей мочой.

«Это – всего лишь – русские сени», – терпеливо объяснил опытный внутренний голос. – «По стенам развешаны длинные и толстые пучки сушёных трав-цветов. Для чего они здесь? А чёрт его, если честно, знает…. Может, для приятного запаха. Может, для гигиенической дезинфекции. Это в том смысле, что травы, скорее всего, лечебные и насквозь лекарственные…. Почему пахнет…э-э-э, свежими кошачьими испражнениями? А вон, на лавке, стоит берестяное лукошко с котятами, от которого и исходит данное амбре. Опять интересуешься, мол, зачем? Ну, братец, ты и тупой! Чтобы гадких и прожорливых мышей отпугивать, ясный дубовый пень. Пыль? Так пылесосы пока не поступали в широкую продажу…. Ага, вот ещё одна дверка – тоже очень массивная и солидная. Очевидно, за ней и расположено искомое нами помещение…. Оботри ноги о коврик, недотёпа! Не забывай, что находишься в гостях!».