Жаркие горы - [17]

Хайрулло был пауком думающим. Он предвидел, что его могут смять, и, размышляя о будущем, в последнее время тревожился все больше. Те, кого душманы долгое время считали мухами, все более походили на ос, защищающих родное гнездо. Их все опаснее и опаснее становилось тревожить.

Недавно в кишлаке Друнд жители встретили огнем группу людей Хайрулло. Пять человек было убито, десять ранено. Саркарда, узнав о случившемся, хотел сам пойти в Друнд, огнем и мечом покарать дерзких строптивцев, но ему доложили, что в кишлак направили отряд правительственных войск. Кару пришлось отложить.

Больше всего в этой истории Хайруллохана бесило то, что оборону против его мужахидов в Друнде организовали женщины. Это они встретили огнем и отбили его отряд.

В кишлаке Смец босяки-крестьяне задержали его разведчиков и передали царендою.

«Мухи» все больше ощущали силу и сопротивлялись. Может быть, все же верна пословица, гласящая, что Афганистан — улей, где много злых пчел и мало сладкого меда?

Раздражало, даже приводило в бешенство Хайруллохана и то, что в последнее время люди, приходившие из Пакистана и передававшие поручения из душманских центров, все меньше считались с его собственными интересами. Вчера, к примеру, прибыл с той стороны сам полковник Исмаил, человек, облеченный большим доверием американцев. Не допуская никаких возражений, он потребовал от саркарды активизировать действия и взять Дарбар.

— Вы его возьмете, — говорил полковник Исмаил. — В это верят наши американские друзья. С вашим искусством такая операция — сущий пустяк.

«Я возьму, — думал Хайрулло, — и останусь совсем один, без войска. Грош цена погонщику, который теряет свой караван».

Они долго спорили и торговались.

Полковник Исмаил обещал пополнить отряд в случае больших потерь.

Хайруллохан клялся, что ему дорог каждый его мужахид и пополнение ничем не восполнит его скорби по потерянным соратникам.

Полковник Исмаил обещал саркарде вдвое увеличить личный приз, который полагался победителю в случае успеха.

Хайрулло согласился принять пополнение, но сказал, что сомневается в успехе операции.

Тогда полковник Исмаил бросил на чашу весов еще одну гирю. Он сказал, что действия саркарды поддержит род Абдулл Кадыр Хана, который до сих пор занимал нейтральную позицию.

Хайрулло понимал, что от его согласия или несогласия мало что зависело в планах, которые излагал полковник Исмаил. Стоит лишь отказаться от подчинения, и ты человек пропащий. Гульбеддин и другие вожди найдут способ убрать ослушника.

Саркарда согласился, выторговав все возможное для себя. Но на сердце покоя не было. Будущее беспокоило Хайруллохана. Более того — пугало.

Всадники, миновав тесную улочку, выехали к дукану.

Любой дукан — не просто торговая точка в глухом кишлаке. Это прежде всего центр общения местного населения, кладезь окрестных сплетен и международной информации.

Выбираясь из домов, окруженных крепостными стенами высоких дувалов, афганцы идут прежде всего в дукан. Там встречаются знакомые со знакомыми, туда заходят приезжие, привозящие известия издалека.

Из дуканов выползают и стелются по кишлакам «миш-миш» — деревенские сплетни. Здесь рождается общественное мнение, и порой не так-то просто бывает распознать, что его формирует не кто иной, как хитрый дукандор — фигура не менее значащая в иерархии местных персон, чем сам мулла.

Духовный настрой в кишлаке во многом зависит от того, какую политику проводит дукандор, какие убеждения он исповедует.

Зариф, дукандор кишлака Уханлах, был мучеником собственной зависти и неумеренной жадности. В ином случае ему бы посочувствовали, но вряд ли можно найти змею, которая пожалела бы мышь. А Зариф был для всех истинным аспидом.

В родном кишлаке он всех опутал кольцами, всех сосал, беспощадно вытягивая последние соки. Он пользовался властью денег, которые у него водились, беззастенчиво и жестоко. Мог пустить по ветру строптивого должника, но мог и бросить подачку оказавшемуся в нужде батраку, с тем чтобы еще крепче опутать его долговой кабалой.

Но как бы ни поступил Зариф, слава о его справедливости передавалась из уст в уста. «Конечно, — говорили близкие дукандору угодники, — Зариф покарал босяка Азамата, но разве он не назвал благодетеля гиеной?»

Приходилось всем остальным, слушающим такие слова, кивать с одобрением: «Да, нехорошо поступил Азамат. Нехорошо. А Зариф справедлив!»

Попробуй не кивни при таком разговоре, не поддержи хвалу — Зарифу доложат немедленно. Стоило ли испытывать судьбу и гневить сильного, если Азамату все равно ничем не поможешь?

Дехкане-базгары не любили, но боялись Зарифа. Зариф не любил, но боялся базгаров. Боялся и не терпел он и Хайруллохана. Не терпел и в то же время понимал: сгинут душманы — ему самому конец.

О том, что саркарда со своими дарамарами [5] въехал в кишлак, Зарифу стало известно раньше, чем Хайрулло достиг дукана.

Дукандор встретил гостей у входа в свое заведение. Он низко поклонился Хайруллохану, прижимая обе руки к животу. Распрямившись, поднял круглое как блин лицо, расплылся в угодливой улыбке.

— Аллах да благословит ваше прибытие, великий сипасалар! Всякий раз, когда вы со своими воинами появляетесь в нашем кишлаке, словно месяц в свите великолепных звезд, все правоверные дышат свободно и радостно. Меч аллаха в верной руке…