Жаркая вечеринка - [22]

— Как тебе сказать, вообще-то поглядывал, а что?

— У кого-нибудь из них были на руках какие-нибудь украшения, браслеты, например, или часы?

— Ты знаешь, я как-то больше на мордашки и на попки смотрел, а не на руки, хотя изящные запястья тоже могут возбуждать. В общем, про украшения ничего определенного сказать не могу. Хотя у Купцовой, помню точно, на руках ничего не было.

— Ты в этом уверен?

— Ха, ну ты даешь, — Генка хлопнул ладонями по своим ляжкам, — я хоть и принял прилично в тот вечер, но не до такой же степени!

— Ладно, донжуан ты наш, спасибо за информацию, — поблагодарила я Генку. — Только на будущее учти, в следующий раз тебе за твои амурные делишки могут надавать по тыкве. Ты что же думаешь, никто не заметил, что ты крутишь с Купцовой?

— Как-то не до размышлений было, — он скорчил смешную рожу.

Глава 6

Ну что ж, старая, опробированная в сыскном искусстве методика вопросов и ответов дала кое-какие результаты, — удовлетворенно подводила я итоги своей деятельности, сидя за рулем. Как там говорил Пуаро: я просто беседую с людьми и слушаю сплетни…

Вот и я, подобно картам, перетасовываю услышанные слова, неспешно раскладываю некий мыслительный пасьянс, каждое слово-карту привязывая в памяти к определенной мимике, движению, жесту, которыми его сопровождал говорящий. Удивительная и поучительная «человеческая комедия», или скорее — бестиарий.

Я сидела в машине, выпуская дым в приоткрытое окно, по мере того как в моей голове хаотично разбросанные цветные стеклышки фактов постепенно складывались в осмысленный узор. Наконец, подведя под отнюдь не праздными размышлениями черту, я нажала на педаль акселератора и, дав задний ход, стремительно развернулась и выехала со двора.

Затормозив у очередного светофора, я позвонила Говорковой. Без особого энтузиазма она согласилась встретиться со мной снова.

— Здравствуй, — сухо бросила она в ответ на мое приветствие.

— Возникли некоторые вопросы, — я села в предложенное кресло.

— Интересно, — вяло произнесла она, пристраиваясь на стуле.

— Действительно интересно. Ты говоришь, что была в душе, — я перехватила ее недобрый настороженный взгляд, — а вот Шубин утверждает, что это он был в душе, а тебя там как раз и не было. Это расхождение можно было бы, конечно, свести на нет, если предположить, что вы там были вдвоем…

Лицо Говорковой передернулось презрительной гримасой, но легкая дрожь ее брезгливо поджатых губ выдавала ее с трудом скрываемое волнение.

— Шубин и тебе голову заморочил? — скривила она губы в ядовитой усмешке.

— Так что ты на это скажешь? — бесстрастно продолжила я, пропустив мимо ушей брошенную в мой адрес «шпильку».

— Скажу, что он врет…

— Так ты была в душе? — Я пристально посмотрела на Говоркову.

— У тебя что, плохо со слухом? — раздраженно ответила она вопросом на вопрос.

— Значит, ты была в душе с Шубиным? — продолжала я долбить в одну точку.

Полный неприкрытой ненависти взгляд Говорковой, казалось, имел целью пронзить меня насквозь. Но броня моей обычной невозмутимости была действительно непробиваемой.

— Ну если ты такая непонятливая, — теперь Говоркова явно хотела унизить меня, — я тебе повторяю: никакого Шубина я в душе не видела.

Глаза и руки выдавали ее. Конечно, можно сказать все, что угодно, стараясь изобразить непроницаемо-гордое лицо, соврать и не покраснеть, но это при условии, что твой собеседник — дрянной психолог и никудышный физиономист. А я, неплохо разбираясь в человеческой психологии, видела, что Говоркова врет.

— Может быть, я бы поверила тебе, а не Шубину, хотя он тогда в душе был не один. Но дело осложняется тем, что именно в это время мимо душа проходил… кто бы ты думала? Юрий Степанович Верещагин. Он никого не видел в душе, но слышал, как оттуда раздавался женский смех. Если ты утверждаешь, что была в душе, значит, Верещагин не узнал твой голос? Мне кажется, это маловероятно. Если же это так, то получается, что ты была там с Шубиным, и именно поэтому боишься признаться.

Говоркова молчала, подавленная моей, честно говоря, небезупречной логикой. Мне нужно было просто вывести ее из равновесия, а уж потом добиться от нее правды.

— Что же ты молчишь? Ты не подумала, что своим враньем можешь навредить своему благодетелю? Ну, говори, где ты была?

— Я была в душе, — упрямо твердила Говоркова, — и была там одна.

— Ты сможешь повторить это на суде? — припугнула я ее.

— На суде? — Она уставилась на меня широко открытыми глазами.

— А ты что думаешь, дело уже закончено? Все еще только начинается! — грозно предупредила я ее.

— Не пугай меня, мне нечего бояться. — Она привстала со стула, наверное, чтобы придать больше весомости своим словам.

— Если ты не хочешь сказать правду, значит, чего-то боишься. И поверь мне, я узнаю это рано или поздно, — заявила я.

— Это твое дело.

— Вот тут ты права, — согласилась я, — но позволь тебя спросить: если еще один человек подтвердит слова Шубина о том, что он был в душе, ты все равно будешь стоять на своем?

— Ничего нового я тебе не скажу, — упрямо твердила Лидка.

— Ладно, тебе решать. Но ты подумай хотя бы о Беркутове.

— Мне нечего думать, я уже все сказала.