Жаркая ночь - [6]

Тихонько вздохнув, Энни поплелась следом за ним в большую кухню и ахнула: такой нарядной кухоньки ей еще не доводилось видеть. Стены ее были оклеены обоями с рисунком из махровых роз приглушенных розовато-лиловых, каштановых и темно-зеленых с желтоватым отливом тонов. В старомодном, ручной работы, буфете стоял старинный чайный сервиз, расписанный изящными розочками и украшенный золотыми ободками. Над раковиной широкий эркер прикрывали занавески, отороченные ирландским кружевом.

Невозможно было представить себе мужчину, готовившего на этой кухне. Энни ужасно захотелось сфотографировать Рика Магнуссона за этим занятием. Она почувствовала на себе его взгляд. Он остановился в дверях ванной комнаты, располагавшейся в дальнем конце кухни.

– Зачем вам фотоаппарат?

Энни сообразила, что держит фотоаппарат так, словно собралась снимать.

– Я с ним не расстаюсь, без него я всегда чувствую себя голой.

Взгляд Магнуссона переместился на ее грудь, где сквозь влажный шелк блузки наверняка просвечивал кружевной лифчик, украшенный белыми жемчужинками, и Энни вспыхнула от смущения.

Магнуссон снова перевел взгляд на ее лицо и холодно произнес:

– Я не хочу, чтобы вы фотографировали в моем доме.

– Жаль, у вас очаровательная кухня.

Он помешкал, словно хотел что-то добавить, но передумал и нахмурился.

– Вам, похоже, жарко. Возьмите в холодильнике что-нибудь выпить. Есть содовая, чай со льдом и сок.

– А молоко? – спросила Энни, делая еще одну попытку пошутить.

Магнуссон даже не улыбнулся.

– Молоко у меня не переводится, – буркнул он и с грохотом захлопнул за собой дверь в ванную.

Испытывая одновременно облегчение и возмущение, Энни мрачно уставилась на дверь. Нет, каков гусь! Просто скандинавский бог грома и молнии.

Шум душа прервал ее размышления, и Энни живо представила себе сильное загорелое тело Рика Магнуссона обнаженным. Она закрыла глаза, однако это не помогло. О Господи, что это на нее нашло? Пусть у этого Рика Магнуссона фигура хоть куда и она не спала с мужчиной уже сто лет, однако такие мысли для профессионала просто недопустимы.

Может быть, и в самом деле выпить чего-нибудь холодненького? Энни направилась к холодильнику, украшенному пестрой коллекцией рекламных магнитов и несколькими статуэтками коров довольно эксцентричного вида. «Должно быть, подарки», – решила Энни, поскольку Рика вряд ли можно было заподозрить в эксцентричности, несмотря на странноватое для мужчины убранство кухни.

Вытащив из холодильника банку «Севен ап» без сахара, Энни подошла к двери и заглянула в соседнюю комнату. Ею оказалась старомодная гостиная, расположенная напротив крутой темной лестницы. Больше Энни ничего не удалось рассмотреть, однако воображение живо дополнило все остальное. Она словно касалась пальцами высоких, величественных окон, небольших дверей, отделанных замысловатой резьбой, украшенного пышной лепниной потолка. Но наибольший интерес для нее представляли многочисленные старые фотографии в рамках, украшавшие стены гостиной.

Вода в душе перестала шуметь, и Энни на цыпочках прошла к кухонному столу и села. Дверь в ванную комнату открылась, и она выпрямилась.

Вышел Магнуссон, на ходу вытирая полотенцем волосы, и Энни в смятении заметила, что он по-прежнему обнажен до пояса.

– Схожу за рубашкой, а потом мы обсудим, что с вами делать.

Энни хмуро уставилась в удаляющуюся спину. Какой же все-таки мрачный тип! Даже после душа настроение у него не улучшилось.

Когда Магнуссон вернулся, на нем были синяя футболка с короткими рукавами, заправленная в чистые джинсы, и самые обыкновенные белые носки. Все простое и добротное, ничего ультрамодного. Но синий цвет футболки выгодно оттенял синеву глаз, золотисто-рыжие волосы и загорелую кожу. Футболка, старенькая, выцветшая, плотно облегала мускулистое тело, подчеркивая каждую мышцу. Своим длинным стройным телом и немигающим взглядом Магнуссон напоминал Энни кота. Он продолжал молча смотреть на нее, и Энни поежилась под его неуютным взглядом.

– Куда мне положить чек? – спросила она.

– Оставьте на столе.

Он вытащил из холодильника банку содовой, но садиться не стал, поэтому Энни была вынуждена смотреть на него снизу вверх. Щелкнула крышка, с шипением вышел газ, и снова наступила гробовая тишина.

– Нужно было сначала прочитать сообщения на автоответчике, а уж потом ехать в такую даль и тратить такие деньги, – неторопливо проговорил Магнуссон.

– Может быть, но я уже приехала, так почему бы вам не согласиться поработать со мной? – Энни встала и прислонила белый конверт к кофеварке. – Или вы хотите сначала меня немного помучить?

Магнуссон снова уставился на нее мрачным взглядом и, сделав большой глоток, бросил:

– Давайте внесем ясность. Мне не нравится, что вы здесь.

– А мне не нравится, когда меня выгоняют, – отрезала Энни. Усы Магнуссона дрогнули. Он то ли улыбнулся, то ли ухмыльнулся.

– Рад, что мы так быстро поняли друг друга. Я человек занятой, мисс Бекетт... – фамилию Энни он произнес двумя отрывистыми слогами, прозвучавшими как выстрелы, – и не желаю, чтобы вы причиняли мне беспокойство или выводили из себя мою собаку.

С крыльца по-прежнему доносились истошный лай и рычание.