Жаркая луна. Десятый круг ада - [18]

— Что вы мне скажете? — спросил военный.

— Не знаю, чего именно вы ждете, господин полковник.

— Вы признаетесь?

— Мне не в чем признаваться.

— А вы упрямы, э?! — Похоже, что этому типу все дело казалось забавным. — Но имейте в виду, у нас есть данные, которые заставят вас говорить, Бернардес; и не только те, о которых вы догадываетесь… Например, водитель грузовика…

XVII

Рамиро опять почувствовал, что внутри у него все сжалось, как в тисках. Сердце будто остановилось. Но поскольку он и так все время был напряжен, то теперь надеялся, что не выдал себя. Померить бы ему сейчас процент адреналина в крови, оказалось бы, что кровь будто заменили. Он весь застыл в ожидании и старался не дышать, когда Гамбоа кивнул, чтобы привели свидетеля.

В канцелярию, вслед за Альмироном, вошел человек. Он был ниже, чем представлял его себе Рамиро, но сильный и мускулистый. Мощные плечи, а на руке татуировка с изображением сердца, с его инициалами. На нем была полотняная толстая рубашка с короткими рукавами, очень поношенные джинсы и матерчатые туфли на веревочной подошве. Шофер скомкал тирольскую шляпу из непромокаемой материи, с пером на боку; в эту летнюю, жаркую ночь она была ни к чему. Он явно был напуган — еще бы, попал в полицейский участок!

— Здрасьте! — медленно произнес он.

Гамбоа, сидя за письменным столом и не переставая качать ногой, строго спросил его, указав на Рамиро:

— Вы знаете этого человека?

Мужчина помял шляпу, которую прижимал к животу. Он слегка пожал плечами и посмотрел на Рамиро, вглядываясь в него. Рамиро тоже посмотрел ему в глаза, пропадать так пропадать, терять нечего, и даже задрал вверх подбородок: чисто одетый, гладко причесанный, университетский профессор да и только. Он хотел своим видом смутить водителя грузовика.

— Не уверен.

— Встаньте! — приказал Гамбоа очень сухо.

Рамиро поднялся со стула.

— Обойдите вокруг письменного стола.

Рамиро прошелся вокруг стола. Гамбоа опять обратился к водителю:

— Ну как, узнаете?

— Как будто похож, сеньор, но… по правде, я не уверен. Было очень темно, и я думал о другом.

— Черт возьми, он же сидел рядом с вами! Что с того, что он на кого-то похож. Он или не он?

Водитель грузовика был так же напуган, как и Рамиро. Он нервно перекладывал свою тирольскую шляпу из руки в руку, потом облизнул языком губы.

— Может, если сеньор заговорит…

— Скажите что-нибудь! — приказал Гамбоа Рамиро.

— Что вы хотите услышать от меня, полковник? — Рамиро выбирал слова и произносил их с почти академической точностью. — В жизни своей я не видел этого человека и не понимаю, каковы ваши намерения.

Он замолчал, гордый, что произнес такую речь.

— Ну и? — торопил Гамбоа водителя.

— Нет, сеньор, человек, которого я подвез, был парагвайцем. Этот сеньор похож на него, но говорит он совсем не так, как тот, другой.

— Кто угодно передразнит парагвайца, — вмешался Альмирон, стоя позади водителя, который обернулся в страхе, будто услышал голос самого Господа Бога.

— Забудьте о том, как он говорит, — сказал Гамбоа, пронзительно глядя на шофера. — Тот ли это человек, которого вы подвезли, или нет?

— Ну, как же… Тот был другого сословия… Этот сеньор…

— Он мог быть грязным и усталым, — сказал Альмирон. — Вы просто должны сказать, узнаете вы его или нет. И не бойтесь, дружище, правда не обидна.

Человек моргнул в знак благодарности.

— Итак? — Гамбоа сложил кольцом большой и указательный пальцы и опустил их вниз. — Да или нет?

— Э-э-это… По-моему, да, сеньор.

— Спасибо. — Гамбоа довольно улыбнулся. — Выпроводите его, Альмирон.

Оба вышли, и Гамбоа зажег сигарету. Он встал и обошел вокруг Рамиро. Потом остановился за его спиной.

— Вы пропали, Бернардес.

XVIII

Потом его оставили одного, и он слышал, как Гамбоа приказывал, чтобы рано утром у него взяли письменные показания, включив туда и допрос Альмирона. Позже низенький часовой сказал что-то полицейскому, сменившему его. В полном молчании и с каменным лицом он отвел Рамиро в другое помещение, где третий полицейский, сидевший за столом, взял все его документы и запер в ящик. Потом с него сняли часы, пояс, вынули шнурки из ботинок. Он должен был также оставить свой бумажник, и напоследок у него осмотрели карманы, которые были пустыми.

Рамиро отвели в вонючий подвал с дюжиной камер. Полицейский открыл одну из них и коротким кивком головы приказал войти. Потом он закрыл плотную стальную дверь с квадратным глазком наверху. Раздался ужасный грохот.

Пока все это длилось, Рамиро почувствовал, как страх и усталость вновь навалились на него. Начальник полиции, конечно, индюк надутый, но водителя грузовика бояться нечего. Суд не примет во внимание его заявление. Ведь ясно, что водитель страшно боится и что Гамбоа просто его запугивал. Если этого малого заставят поклясться на Библии и судья попадется более или менее беспристрастный, шофер, конечно, начнет вилять и скажет, что вез тогда парагвайца, который был слегка похож на обвиняемого. Но что его беспокоило всерьез, так это скрытая угроза Гамбоа. Рамиро не верил, отказывался верить, что его будут пытать, но все-таки ежеминутно помнил, что он находится в Чако, в Аргентине семьдесят седьмого года, и что если он от чего-то и был свободен начисто, так это от гарантии прав гражданина. «Это вам не Франция, доктор», — сказал ему Гамбоа.