Жара. Терпкое легкое вино - [22]

Впрочем, как любой телесериал все же имеет конец, так получила концовку и любимая бабская версия — Валерка надумал жениться. Нет, в общем-то, надумал и надумал, тут ничего удивительного не было, каждый человек в итоге прилепиться куда-нибудь должен, а уж

Валерке-то и тем более пора было, вопрос — на ком! И вот это-то вызвало некоторое, мягко говоря, изумление, потому что выбрал себе Валерка в жены Юльку, которая была его на шестнадцать лет моложе. И дело, конечно, не в возрасте, вон у Фовановых Нинка вообще старше мужа на пять лет, и ничего — живут, но — Юлька! Вы подумайте — Юлька!

Младший брат Валеркин, который в отличие от «непутевого» старшего, был «путевым» и имел свою перепродажную фирму, так и сказал:

— Ты знаешь, Юлька-то она того… нет, конечно, когда ты с ней просто, это дело понятное… но… э-э-э… как бы это выразиться… в общем, многие ее тут знают, — наконец выпалил он, хотя насколько известно поселку, он сам по осени, еще в бабью пору, и познакомил Валерку с Юлькой.

— А мне это неинтересно, — спокойно ответил Валерка и пошел себе дальше, а брат только головой своей путевой покачал.

Сестра та просто сказала:

— Дурак ты, Валерка, не пара она тебе, хлебнешь ты лиха.

А мать, так та в дверях встала:

— Не пущу в дом. Я с этой проституткой жить под одной крышей не желаю.

Ну, нашли кого запугивать. Валерка как будто и не слышал ничего, а все делал так словно и впрямь свадьба состоится. И стало всем казаться, будто Валерка знает что-то такое, что никому в поселке неизвестно, знает он какую-то тайну или секрет, а раз так, то, может, и прав этот Валерка? На родню такое тайное знание и уверенность тоже подействовали и на ноябрьские праздники, которые еще постаринке справляли, свадьбу сыграли.

Валерка же действительно знал то, что не знал ни один поселковый: когда он предложил Юльке идти за него замуж, та потупилась и сказала:

— Нельзя тебе меня замуж брать.

— Почему? — удивился Валерка.

— Потому что… потому что жила я тут как ни попадя, — и вздохнула: — больно грехов за мной много, а ты вон и в церковь ходишь.

— Ну так и я не ангелом жил, — гнул свое Валерка. — Вахлаком и бродягой жил. Дурь курил аж с армии… Человека вот убил… — и, помолчав, оживился: — Так вот и выходит, что именно нам соединиться надо. Это ж наша новая жизнь начнется! Все старое останется — и новая жизнь! Представляешь!

Юлька задумалась:

— Уж больно любила я это дело, — произнесла она.

— А теперь все по закону будет, — не унимался Валерка. — Ребенка родишь.

— Люди трепаться начнут. Будут про меня говорить всякое…

— Да плевать мне на разговоры.

— Правда? — спросила она и как-то по-другому посмотрела на Валерку, как не смотрела ни кого раньше.

— Правда.

— И никогда-никогда не попрекнешь, как я раньше жила.

— Никогда, — подтвердил Валерка.

— Ну ладно, — сказал Юлька, — я подумаю, — и ушла. И ничего больше в этот вечер у них не было.

А после привел ее Валерка в церковь, познакомил с Николаем Угодником, про себя все рассказал, и ты, говорит, прощения попроси, и вся твоя тяжесть как рукой снимется. Тут выяснилось, что ввиду коммунистического будущего, Юлькины родители посчитали, что крещение ей без надобности, и осталась Юлька некрещеная. И надо же — это даже Валерку обрадовало и, когда они из церкви вышли, он объяснил почему.

— Ты раз некрещеная жила, то значит, и не ты и жила вовсе. А вот как крестишься, так и новая жизнь для тебя настанет, а той, выходит, и не было.

— Как же так не было? — удивилась Юлька.

— А так, все твои грехи это другой человек делал, а окрестишься, и, считай, заново родилась и нет на тебе еще греха.

— Это ж вроде не честно, — засомневалась Юлька. — Как так — жила-жила, грешила-грешила, а потом раз — и нет ничего.

Валерка задумался, но шагов через десять сказал:

— Если специально так сделать, чтоб в рай попасть, то ничего не получится, потому что Бог всякое твое движение видит и знает. И это выйдет еще пострашнее всех прошлых грехов. А если все от души делать и без всякого умысла, то вся твоя прошлая жизнь — долой!

И Юлька тоже шагов десять молчала, а потом ответила:

— Ну ладно.

Но мать Валеркина позиций сдавать не собиралась, раз уж сказала, что жить она под одной крышей с этой не будет, то и быть по сему. Да и тоже, на те вам, — Юлька! И что в этой худобине мужики нашли? Ну да, как она свою юбку, что только трусы прикрывает, натянет, так, конечно, все на нее давай пялиться, а так-то что в ней? Да и рябая к тому же, ну что это такое за удовольствие? Тут, конечно, мать была неправа, потому что Юлька рябой не была вовсе, это уж так бывает, коль не взлюбила, то теперь и лебедь не лебедь, а нильский крокодил. И про юбку она зря, ну была у Юльки такая юбка, ну вышагивала она по поселку своими ножками на каблуках-шпильках, только ведь сейчас-то зима, куда в такой юбке пойдешь. Ну не смех ли? И на кухне и в комнате мать Юльке проходу не давала, так что та уж старалась подольше с работы не приходить, Валерка-то тогда на завод устроился, придет — нет Юльки, а мать так с ехидцей что-нибудь и ввернет на счет того, почему этой вертихвостки нету. Валерка молча соберется и к ней на работу, а та как раз по дороге и встретится. А однажды не встретил ее Валерка, поздний вечер уже, а ее все нет — бросился тогда искать по-настоящему, а она, оказывается, у родителей своих осталась. Не могу, говорит, я так больше. В этот-то раз Валерка ее с матерью помирил. Только не мир это был, а перемирие. И по весне Юлька ушла из дома окончательно, и, на все Валеркины просьбы, возвращаться не собиралась — только головой мотала, а когда в Валеркином потоке уговоров наступила пауза, сказала: