Жанна де Ламотт - [36]

Она стояла вполоборота к двери, в которой остановился Саша Николаич, и разговаривала с молодым лейб-гусаром, блестевшим своей красивой, немного театральной причудливой формой.

25. Княгиня Мария Сан-Мартино

Княгиня стояла так, что Саша Николаич мог видеть лишь часть ее лица; однако, он узнал ее не только по лицу, но и по всей фигуре, по прическе и манере держаться. Она вся была новой, но и вместе с тем совсем такой же, какой знал ее Саша Николаич. Только тогда он видел ее в скромном, неизменно простеньком платье из коричневой материи, теперь же на ней был наряд, составлявший до некоторой степени чудо искусства кройки и шитья, последний, настоящий «крик моды», пришедший непосредственно из Парижа.

Платье было очень незамысловато сшито, но эта-то незамысловатость и придавала ему особенную ценность. Оно плотно облегало фигуру, как носили тогда, обрисовывая при малейшем движении княгини формы ее, наподобие древнегреческого хитона.

Высоко перехваченная талия необыкновенно красиво выделяла ее природную стройность.

Само платье на княгине было воздушное, газовое, легкое, как облако, тающее в высокой лазури, как бы подернутое голубоватым налетом, отливавшим нежною тенью на бледно-розовом шелковом чехле.

Княгиня стояла и свободно разговаривала с лейб-гусаром. Саша Николаич остановился будучи пораженным ею и вместе с тем не зная, подойти ему к ней или нет?

Он знал теперешнюю княгиню Сан-Мартино в то время, когда она была воспитанницей титулярного советника Беспалова. Когда жил в обществе полупьяного Ореста и слепого Виталия. Он подумал, что, вероятно, ей теперь будет неприятно вспоминать об этом времени, а увидев его, она, конечно, должна будет вспомнить все. Уж слишком велика разница между их положением, и в каком она находилась тогда и оказалась теперь, чтобы Саша Николаич мог воспользоваться (он это чувствовал) своим прежним знакомством с нею, и подойти теперь к ней не будучи представленным ей вновь…

Говорят, если издали смотреть на кого-нибудь пристально, то тот непременно обернется. Саша Николаич не знал, насколько справедливо это вообще, но в данном случае должен был признать полную верность такого наблюдения. Он пристально смотрел на княгиню Марию, и она обернулась.

Она обернулась, увидела Сашу Николаича и улыбнулась ему так, словно они только вчера расстались как добрые, хорошие знакомые.

«Не бойтесь, подходите, я рада вас видеть», сказала ему эта ее улыбка…

Он поспешил к княгине Марии; она кивнула головой лейб-гусару, как бы давая понять, что их разговор закончен, и повернулась к Николаеву.

– Княгиня, вы узнали меня? – спросил он, особенно упирая на ее титул.

– Я очень рада видеть вас, – сказала она искренне, насколько можно было судить, – я даже искала с вами встречи сегодня… Я думала, что вы должны быть тут, но не видела вас…

Это почему-то необычайно польстило Саше Николаичу. Он не обинуясь почувствовал от этих слов княгини такое удовольствие, словно его, как говорится, «рублем подарили».

– Вы, вероятно, были, – заговорил он, волнуясь, – все время среди важных гостей, а я не имел права подойти к ним.

– Пойдемте, я представлю вас мужу, – сказала княгиня Мария, направляясь в залу.

Здесь как раз навстречу им шел дук со шведским послом, и княгиня остановилась чтобы они подошли к ней.

– Прекрасный праздник, не правда ли, княгиня? – подходя к ней, сказал посол с таким видом, точно изрек тезис государственной мудрости.

– Да, да, – ответила княгиня, не столько словами, сколько поклоном головы, улыбкой и взглядом своих больших черных глаз, а затем, обернувшись к мужу, назвала Николаева и познакомила их.

Дук с важной любезностью раскланялся с Сашей Николаичем и пригласил его бывать у них просто и свободно, как самого обыкновенного молодого человека, словно не имел никакого дела к нему по поводу расписки кардинала. Потом он взял под локоть шведского посла и пошел с ним дальше.

– Да, генерал Аракчеев думает, кажется, что все орлы – двуглавые птицы, – сказал он тому, видимо, продолжая начатый разговор.

Они оба рассмеялись.

Снова загремела музыка, стали танцевать вальс.

Николаев пригласил княгиню и едва успел закончить с нею тур как ее уже ожидал лейб-гусар, а за ним новые и новые кавалеры.

Княгиня Мария танцевала все время.

Саша Николаич ради нее забыл всех остальных и напрасно Лидочка-графиня ждала, что он подойдет к ней, и злилась, а Наденька Заозерская скучала и томилась на террасе, сидя возле восточной княгини. Николаев безотчетно, сам того не сознавая, все время смотрел только на княгиню Марию, следя за нею.

Он пригласил ее на мазурку, в сущности думая, что это безнадежно, потому что она уже, наверное, приглашена на этот танец, и, к своей радости, узнал, что княгиня ни с кем еще не танцует и будет танцевать с ним.

Это преисполнило его и гордостью, и радостью. Он почувствовал себя точно стал ступенью выше в общественном положении, и ему казалось, что и другие были того же мнения.

По крайней мере, Лека Дабич, спросил его мимоходом, с кем он танцует мазурку, и, получив ответ, что с княгиней Сан-Мартино, сделал такое лицо и так сказал «ого!», что Саша Николаич понял, как это хорошо, что он танцует с княгиней.