Жанна д’Арк. Загадки Орлеанской Девы - [49]

Освобождение Жанны имело смысл для англичан даже без мира с Карлом VII. Оно выставило бы англичан в самом выгодном свете: как же, милосердие к побежденному противнику! Англия не воюет с девушками! На этом фоне поведение Карла VII и арманьяков выглядело бы куда менее респектабельно. Очень вероятно, что это дало бы Англии тот самый моральный реванш за коронацию Карла, которого она добивалась, и повысило бы ее шансы на победу. Помимо морального фактора, Англии не пришлось бы в течение полугода держать тысячи солдат на охране пленницы.

Разумеется, нет уверенности, что, пощадив Жанну, Англия победила бы в войне. Зато мы точно знаем, что расправа с этой пленницей привела Англию к поражению. Сделав жестокое уничтожение Жанны Дарк основой английской политики во Франции на полгода, Бедфорд поступил как неопытный шахматист, которому дальновидный противник пожертвовал королеву, разыгрывая матовую комбинацию. Сковав тысячи своих солдат на несколько месяцев охраной пленницы, Бедфорд фактически обрек себя на поражение, по военной значимости не меньшее, чем Пате. Сдерживая натиск своих убийц, Орлеанская дева одержала великую победу. Однако на этот раз она была одна против всей мощи оккупантов и не имела шансов пережить свой триумф.

Неужели англичане не сознавали, какое моральное преимущество и выигрыш в подвижности сил им даст публичный акт милосердия по отношению к Жанне? Получается – нет. Впрочем, зашоренность английского руководства проявилась не только в отношении Жанны. Ставка на военную силу тоже была ошибкой.

Не менее страшным, чем поражение в Столетней войне, стало другое следствие казни Жанны: дальнейшее ожесточение английских военных, отождествление жестокости и бесчеловечности с доблестью. Этот фактор со всей силой проявился во время войны Роз.

Подготовка к суду

3 января 1431 года король Генрих VI особой грамотой передал своему советнику Пьеру Кошону, епископу Бове, право распоряжаться Девой Жанной с целью суда над ней. Интересно, что Жанна не была названа в этом документе ни еретичкой, ни колдуньей. Вообще не было указано, кто и по поводу чего собирается судить ее – словно речь шла о частном имущественном иске подданного Генриха VI Пьера Кошона к подданной Карла VII Жанне Дарк.

Может быть, английское руководство хотело придать видимость объективности своей позиции? Это маловероятно, так как до и после этого англичане открыто заявляли, каковы их намерения в отношении Жанны. Возможно, осторожный тон указанного документа означал, что не все в английских верхах считали необходимой расправу с девушкой. Однако никакого отражения в материалах трибунала умеренная позиция не нашла.

С английской стороны процесс курировали только те, кто открыто требовал для Жанны казни на костре.

Документ содержит ключевое противоречие: Жанну выдавали Кошону как советнику короля Англии, а не как председателю церковного суда. То есть трибунал заранее был объявлен подвластным светским властям Англии, а не церкви. Судьи могли отправить Жанну на костер, но не имели возможности отпустить ее на свободу без согласия светских властей. А светские власти – английские – преследовали прямо противоположные цели.

Одним из результатов этого стало то, что Жанну по-прежнему содержали в Буврёе. Если в начале ее заточения это свидетельствовало о неверии высших английских чинов в ее колдовство, то после 3 января 1431 года – о фиктивности Обвинительного трибунала.

Формальная передача Жанны в распоряжение трибунала несколько смягчила условия ее содержания. В конце февраля, когда начались слушания, обвиняемую из клетки перевели в комнату, где ее стерегли пятеро солдат. Однако и теперь Жанна была постоянно закована в кандалы. Ночью ее приковывали к кровати (первоначально это был деревянный топчан, а позже – железная кровать), днем опоясывали длинной цепью, которую держали солдаты. Жанна неоднократно жаловалась судьям, что стражники пытались ее изнасиловать.

Обязательной стадией подготовки к процессу было предварительное расследование. Для его проведения в Домреми выехал Жерар Пти, судебный пристав из Андело – селения, расположенного невдалеке. Он не смог собрать никакого компромата на Жанну: вся деревня высказалась о ней самым благоприятным образом. Разве что можно было использовать детские игры Жанны, как всех детей Домреми, под «деревом фей» – впоследствии и это лыко пошло в строку. Господин Пти сказал, что хотел бы такую репутацию для своей сестры.

Итак, предварительное расследование ничего не дало. Никаких свидетелей привлечь судьи не смогли: не только во Франции, но и в Англии не нашлось никого, кто бы согласился свидетельствовать против беззащитной девушки. Могущественные враги Жанны ушли в сторону от позорного судилища, предоставив исполнение грязной работы служителям церкви.

Теоретически – отсутствие обвинительных выводов предварительного расследования было основанием для прекращения процесса еще до его формального начала, а значит, и для признания невиновности подследственной. Разумеется, в данном случае такого быть не могло. Кошон нашел выход из положения: для предварительного расследования были использованы заседания трибунала. А чтобы знать, о чем вести речь на этих заседаниях, к Жанне подослали одного из судей, руанского священника Николя Луазелера. Это был доверенный человек Кошона. Под видом исповеди, которую он принял у Жанны, Луазелер собрал материал, ставший впоследствии основой для первых допросов. Разумеется, это было грубейшим нарушением тайны исповеди, но что значило одно лишнее нарушение в бесконечной цепи таковых?