Жанна д’Арк из рода Валуа. Книга 2 - [6]

– Как только мы с вами подпишем соглашение о признании моих прав на французский престол, – говорил Монмут, тоже видевший, что перспектива одна, – это будет означать одновременно и продление союзнического договора с вашим отцом, который мы заключили в восемнадцатом году, и начало, вполне законных военных действий против коалиции в Пуатье. С вашей поддержкой я их быстро разобью…

– Вы разобьёте их так же быстро и без моей поддержки, ваше величество, – вставил Филипп.

– Но ваше присутствие придаст моим действиям благородный оттенок возмездия…

Монмут даже не скрывал усмешки и того наслаждения, с которым загонял свою жертву в угол.

– Но королева.., – предпринял робкую попытку Филипп. – В конце концов, коалицию в Пуатье возглавляет её сын. И мой отец пытался договориться с ним с её ведома и соизволения…

– Не берите в голову, – тонко улыбнулся Монмут. – Давайте сначала мы с вами заключим договор всего лишь о признании моих прав. А потом пригласим к нашему союзу и королеву. В известном смысле я сам скоро стану ей сыном…

Что тут было делать? Пришлось Филиппу все-таки кивнуть, а потом и подписать уже готовую грамоту о том, что он признаёт английского короля вполне законным наследником французского трона.

Теперь оставалась слабая надежда на Изабо – вдруг воспротивится. Но её величество, «приглашённая к союзу», откликнулась так охотно и так инициативно, что пришлось составлять новый договор, ради закрепления которого все действующие лица съехались в Труа, где сначала, довольно поспешно, провели церемонию бракосочетания короля Генри с принцессой Катрин, а потом торжественно, при полном параде, собрались в церемониальном зале королевского замка для его подписания.

По новому договору права Монмута не просто подтверждались, они закреплялись официально, делая дофина Шарля никчемной и бесполезной фигурой на политической шахматной доске, раскинувшейся по обе стороны Ла Манша. Нисколько не заботясь о собственной репутации, Изабо пошла даже на объявление сына незаконнорожденным. И первая схватилась за перо, чтобы подписать окончательный вердикт – после смерти Шарля Шестого Безумного, его трон наследует Генри Монмут, король Англии, сеньор Ирландии, герцог Аквитанский и единственный законный потомок по линии Капетингов, потому что ветвь Валуа была запятнана – «так называемый дофин», (формулировка более приличная документу, который останется Истории, чем вульгарный бастард), лишался прав на престол за чудовищные и ужасные преступления, несовместимые с королевским достоинством».

Филипп на всё это смотрел с лёгким презрением. Ему, конечно, много чего наобещали. Однако, туманные намёки на то, что за свою уступчивость он, со временем, получит регентство и наследные права в Голландии и Зеландии, душу, конечно, согревали, но, когда это будет, и будет ли вообще, оставалось вопросом. Дофином можно пренебрегать на бумаге и в разговорах, однако не брать в расчёт армию, которая медленно, но верно собиралась в Пуатье, было просто глупо. Поэтому и стоял Филипп Бургундский посреди церемониального зала замка в Труа, набычившийся, словно ребёнок, которого родители заставляют пить горькую микстуру, пообещав нашлепать, если не сделает, но дать сладкую конфетку, если будет послушен.

– Герцог изволит всё делать по этикету, – засмеялся Монмут, отбирая перо у секретаря. – После их величеств, так после их величеств… Я быстро подпишу.

Наклонившись над документом, который осуществлял, наконец, вожделенную мечту долгой вереницы английских королей, он занёс было руку, но вдруг остановился, а через мгновение бросил перо, так и не подписав.

– А должен ли я подписывать сам? – спросил Монмут, ни к кому не обращаясь. – Короны даются государям, по праву рождения, самим Господом, а люди только утверждают в правах более достойного… Могу ли я утверждать себя в собственных правах, да ещё в обход другого, пусть и совершившего чудовищное злодеяние? Нет. Я только подчиняюсь воле Господа и принимаю волю людей.., – он слегка поклонился всем присутствующим, – Я, так же клянусь принести этой стране мир и стабильность под моей рукой. Но подпись за меня приличней поставить другому.

Он сделал еле заметный запрещающий жест своему брату Бэдфорду, который уже выдвинулся вперед, готовый подписать, и кивнул секретарю.

Де Ринелю дважды повторять не пришлось. И, хотя руки его подрагивали от волнения, он быстро сообразил, чего хочет король, уверенно шагнул вперед и поставил свою подпись на документе, который по мнению всех присутствующих, должен стать поворотным в истории Франции.

«Ни один из Ланкастеров не подпишет эту бумажонку, – словно говорил взгляд Монмута, брошенный, сначала на брата, а потом и на герцога Бургундского. – Пока всё это фарс. Но фарс необходимый, чтобы я смог надеть корону Франции. Потом же, когда весь мир увидит, насколько я достоин, про фарс забудут. Однако, подписи останутся навечно. И подпись секретаря, тоже навеки, останется всего лишь подписью секретаря…».

– Извольте, ваша светлость, – снова протянул герцогу перо де Ринель.

– Давайте же, герцог, хватит упрямиться! – прошипела сзади Изабо.