Жанна д’Арк из рода Валуа. Книга 1 - [11]
Герцог остался крайне доволен таким поворотом дела. К декабрю он и сам собирался отступить на зимние квартиры, поэтому, желая отблагодарить будущую герцогиню за деликатное промедление, на встречу не поскупился.
Уже в начале месяца жители Тулузы могли с интересом наблюдать за богатейшим обозом, тянущимся через их город к границе. Многие, как паломники, двинулись следом, чтобы собственными глазами увидеть обустройство чудо-лагеря, и, вернувшись, рассказывали обо всем, захлёбываясь от восторга.
Тут, действительно, было на что посмотреть.
Самый большой шатёр – бело-синий, затканный в соответствии с рисунком Анжуйского герба, золотыми крестами по белому фону и геральдическими «шишками» по синему, – выделялся не только размерами, но и богатством драпировок и привезённой утвари. Здесь принцесса должна была передохнуть, прежде чем отправляться дальше, в Анжу, поэтому, в знак особого почтения, всё внутреннее убранство было выдержано в жёлто-оранжевых тонах арагонского дома и украшено с той избыточной роскошью, которую многие тщеславные мужчины, желая произвести впечатление, считают необходимой.
Тяжёлые кованые сундуки-гардеробы с французскими нарядами для принцессы (в обычных поездках обходились двумя-тремя), были привезены в таком количестве, что их хватило бы на целый двор. Причём только меховыми накидками и плащами доверху оказались заполнены целых два сундука, чтобы будущая герцогиня могла всякий раз представать в новом облике, меняя меха по своему усмотрению хоть каждый день. Точно так же герцог поступил и с драгоценными украшениями, забив ими до отказа большой ларец итальянской работы, при котором неотлучно находились двое стражников.
Почти половину шатра занимал огромный дорожный алтарь, выдержанный в испанском стиле, раскладная кровать и раскладные же венецианские креслица, так густо обложенные по сиденью подушками, что сесть в них уже не представлялось возможным.
В день приезда принцессы прямо с утра в шатре полыхала жаром небольшая печь и «дышали», подогреваясь теплым вином, придворные дамы будущей герцогини. Им было строго-настрого наказано встретить арагонскую принцессу с тем же почтением, что и королеву, и теперь разомлевшие от тепла дамы со смехом обсуждали, надо ли воспринимать слова герцога буквально, без нюансов, или он хотел сказать больше того, что сказал, поскольку нынешнюю королеву Франции – мадам Изабо – мало кто почитал.
За главным шатром полукругом расположились шатры поменьше. И хотя выглядели они скромнее, гербы, выставленные перед входом, могли затмить любые шёлка и позолоту.
Да и само общество, переходящее в ожидании от жаровни к жаровне, должно было впечатлить принцессу с первых же её шагов по Франции если и не важностью при нынешнем дворе, то родовитостью – уж точно!
Здесь прогуливались, подмерзая, Пьер Наваррский, граф де Остреван, барон Жан де Линьер со своим старым, но всё ещё влиятельным отцом – мессиром Филиппом, будущая золовка принцессы – герцогиня Мари со своей ближайшей подругой, дочерью Пьера Благородного, Мари д'Алансон, рыцари дома д'Аркур, де Бар и де Руа, Бонна Прекрасная Беррийка, опирающаяся на руку своего мужа – графа Арманьякского, и даже посланник кастильского короля Энрике Транстамарского.
Этот, впрочем, ждал не столько принцессу, сколько своего кузена, едущего в её свите с какими-то важными семейными документами, но герб кастильского монарха, выставленный среди прочих, вполне достойно дополнил общую картину. Чего, кстати, нельзя было сказать о самом посланнике. Бедняга так замёрз, что, плюнув на все условности, большую часть времени проводил за шатрами – там, где плотной стеной стояли возки, кареты и подводы, на которых привезли всю утварь, и где устроили бивуаки рыцари из свиты, лучники и оруженосцы. Они разложили огромные костры, возле которых и грелись на зависть всем остальным. И несчастный посланник готов был плюхнуться прямо на горящие дрова, настолько он промёрз…
2
Епископ Филаргос обозревал все это многоцветное великолепие, неузнаваемо изменившее унылый приграничный пейзаж и невольно усмехался про себя. «Воображаю, что было бы, – думал он, – соберись принцесса плыть на корабле. Уверен, от Нанта до Анжера дорога была бы выстлана коврами с анжуйскими гербами по всему полю, а жителей окрестных деревень обязали бы петь и плясать при приближении кортежа. С герцога, пожалуй, станется – вон как расстарался… Хотя и я бы сейчас сплясал, ей-богу!.. Господи, такой мороз!..»
Как бывший воспитанник францисканцев, Филаргос, по старой памяти, всё ещё неодобрительно относился к роскоши. Но положение обязывает, и епископ, потирая руки над жаровней, нет-нет да и поглядывал с тайным удовольствием на огромный сапфир, который пришлось одеть поверх бархатной перчатки.
Пришлось…
Этот перстень, за версту бросающийся в глаза, служил опознавательным знаком, по которому принцесса должна была сразу, без представления, отличить Филаргоса от тех священников, которые представляли дома де Руа и д'Айе. И хотя сам он считал, что греческая внешность достаточно его выделяет, всё же епископ Лангрский настоял именно на перстне.
Этот роман объединил в себе попытки ответить на два вопроса: во-первых, что за люди окружали Жанну д'Арк и почему они сначала признали её уникальность, а потом позволили ей погибнуть? И во-вторых, что за личность была сама Жанна? Достоверных сведений о ней почти нет, зато существует множество версий, порой противоречивых, которые вряд ли появились на пустом месте. Что получится, если объединить их все? КТО получится? И, может быть, этих «кто» будет двое…
По словам Герцена, «История – дверь в прошлое».Три рассказа, представленные в книге, – попытка заглянуть в эту дверь. Частные истории, одна из которых основана на фактах, хорошо известных по оставшимся документам; другая – фантазия о встрече, которой не было, но которая могла бы произойти; третья – личная память о времени, в которое дверь так не хочется закрывать.
Загадочная смерть дяди сделала среднего писателя Александра Широкова наследником ценной коллекции антиквариата. Страх быть ограбленным толкает его на сделку, которая обещает стопроцентную защиту коллекции способом совершенно невероятным. В качестве платы за услугу от него просят всего лишь дневник умершего дяди. Однако, поиски дневника, а затем и его чтение, заставляют Широкова пожалеть о заключенной сделке…
Этот роман объединил в себе попытки ответить на два вопроса: во-первых, что за люди окружали Жанну д'Арк и почему они сначала признали её уникальность, а потом позволили ей погибнуть? И во-вторых, что за личность была сама Жанна? Достоверных сведений о ней почти нет, зато существует множество версий, порой противоречивых, которые вряд ли появились на пустом месте. Что получится, если объединить их все? КТО получится? И, может быть, этих «кто» будет двое…
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.