Жан, сын Флоретты. Манон, хозяйка источников - [32]

– Что ты мелешь? Замолчи! – остановил его Лу-Папе. – Не по тому пути идешь! Не забудь, что, даже когда тебе нужно переубедить кого-то, намного легче пахать под гору, чем в гору! Скажи ему, что выращивание аутентишника – это великолепная идея, что дождей здесь сколько угодно, что тут мистраль – все равно что легкий ветерок, что ему нужно немедленно засучить рукава, да и вообще подталкивай его в ту сторону, куда он сам клонится, авось упадет!

– По-моему, это легко, он и без меня клонится куда надо. Тебе бы самому взглянуть на него, сам и раскусишь, что он за человек.

Лу-Папе, набивая трубку, минуту молчал.

– Нет. Лучше, чтобы он не знал меня. Когда-нибудь это нам поможет, – ответил он.

Поднимаясь к себе в Массакан часа в три, Уголен услышал издалека мелодию, исполняемую на губной гармонике. Подойдя поближе, он увидел горбуна, тот сидел под смоковницей между двумя новыми лейками.

– Привет, сосед! – бросил ему горбун. – Как видите, я решил не откладывать на потом и воспользоваться вашим великодушным предложением.

– И правильно, но зачем было ждать меня! Взяли бы воду сами!

– Ну, в первый раз было бы как-то… Впрочем, я не терял времени зря: воспользовался случаем и познакомился с великолепным пейзажем, – сказал он, указывая на долину, раскинувшуюся у подножия далекой горной цепи Марсель-Вейр и тянущуюся до самого моря.

– По правде говоря, я по части пейзажей не знаток. Этот хорош, потому что тут есть простор и можно определить, какая будет погода…

Уголен говорил и в то же время спускал ведро в колодец. Дождавшись удара о поверхность воды, он схватил цепь, что спускалась вниз, и потряс ею раза три-четыре.

– Делайте вот так, иначе ведро не погрузится в воду и вы поднимете его пустым.

Из глубины колодца донесся металлический лязг, потом хлюпнуло.

– Ну вот! Оно зачерпнуло воды и стало погружаться.

Он долго выбирал цепь с ведром из колодца, а затем перелил сверкающую на солнце воду в лейку.

– Ну, как дела с крышей? – спросил он.

– Да в целом ничего, но черепиц наверняка не хватит, а я забыл заказать их погонщику мулов. Заботит же меня то, что они все равно будут новые и короткие, отчего пострадает красота всего дома…

– Знаете, на крышу мало кто обращает внимание.

– Знаю, – согласился горбун, – но все-таки…

Уголен перелил воду из второго ведра в лейку.

– Дальше обходитесь без меня, потому что меня уже три дня в сарае дожидаются саженцы и до вечера нужно их посадить!

Горбун рассыпался в благодарностях. Он вытащил еще три ведра и с двумя полными лейками, покачиваясь, двинулся к своему дому.

* * *

Минут десять спустя Уголен возился с рассадой помидоров, которые по-местному называются «яблоками любви», как вдруг услышал скрип; он поднял голову и увидел вчерашнюю подводу: она с большим трудом и под страшные ругательства возницы поднималась по ведущей к его дому извилистой каменистой дороге. Упряжка состояла из ослика и двух мулов, ослик шел первым, груз был прикрыт зеленым брезентом, сзади к повозке были привязаны две большие козы, которые изо всех сил сопротивлялись продвижению вперед, упираясь четырьмя копытами в землю, и потому были наполовину задушены веревками.

Погонщик щелкал кнутом, орал во всю мочь, и когда наконец весь этот кортеж добрался до площадки напротив дома Уголена, мулы остановились передохнуть, а возница вытащил из кармана огромный, не слишком чистый носовой платок и стал отирать им пот со лба.

Уголен подошел к нему:

– Эй, коллега, опять мебель?

– Не без того, – отвечал погонщик, – но по большой части ящики с книгами, посудой и большие сундуки, битком набитые бельем и одеждой.

– А инструменты есть?

– Кое-что есть. Один ящик с оконными стеклами, банки с краской и маленький насос.

Последнее слово Уголен не пропустил мимо ушей.

– А что он будет качать?

– Наверное, воду из цистерны?

Это было правдоподобно.

«Если бы он знал о роднике, насос был бы ему ни к чему, – подумал Уголен. – А может быть, он не знает, что вода в роднике течет сама по себе? В любом случае надо будет посмотреть, куда он его поставит, этот насос!»

– Ну я пошел. Мне нужно пораньше вернуться домой: жена рожает мне ребенка! Но-о, клячи проклятые.

* * *

На другое утро подвода появилась опять.

«Ого! – подумал Уголен, – это не к добру!»

Ему казалось, что, перевозя сюда столько богатств, злосчастный горбун окончательно пускает корни в Розмаринах.

На этот раз погонщик раз шесть застревал на крутом подъеме, прежде чем смог передохнуть на площадке перед домом Уголена.

От тяжести груза, накрытого брезентом, сели рессоры подводы.

– На этот раз неизвестно, доберусь ли я до верха. В повозке двести килограммов цементных труб и триста – проволочной сетки! – проговорил он, указывая на брезент, волнообразно покрывающий огромные рулоны.

– Что он собирается делать?

– Забор… Я должен доставить еще завтра другие рулоны и десять мешков штукатурки из Обани…

– Да он, я смотрю, богач, – заметил Уголен.

– Не скажу, богач ли, но, во всяком случае, платит хорошо!

– Как ты думаешь, надолго он к нам?

– Откуда мне знать? – ответил погонщик. – Ты еще не знаешь, что он мне заказал! Старые черепицы, пусть даже потрескавшиеся, длиной в три ладони! Таких уже днем с огнем не сыщешь… Боюсь, он слегка не в своем уме.