Жаклин - [112]
«Как говорил мой муж, люди во всем мире любят сказки о жизни богачей», — сказала она.
Так началось второе вдовство королевы. На этот раз она не предавалась трауру. Она не притворялась. Через несколько часов ее фотографировали, когда она делала себе прическу в Париже, а потом смотрела бой быков в Гагероне. Когда она через месяц прибыла на Скорпио, чтобы почтить память мужа, его семья вновь подвергла ее остракизму. Джекки собрала свои вещи и покинула остров. Летом она прибыла в Грецию со своим хорошим другом, Карлом Катпем, и Каролиной, чтобы открыть детский лагерь в знак памяти об Онассисе. Это была ее последняя поездка на Скорпио.
Нью-йоркские адвокаты Джекки стали разбираться в том, что она должна была получить по наследству от второго мужа. Сообщалось, что ей положено получить 120 миллионов долларов. Другие, так называемые надежные источники, утверждали, что ей причитается 250 миллионов. Фактически она получала лишь ежегодное жалование размером в 100 000 долларов плюс по 50 000 на каждого ребенка. Хотя Аристотель и не успел подать на развод, он сумел доказать, что не считал Джекки своей женой в полном смысле этого слова. Большая часть его состояния досталась дочери.
Кристина была готова отвергнуть все претензии Джекки. Она так обиделась на Джекки, что не соглашалась на совместное с ней владение яхтой и островом и соответствующим образом проинструктировала своих адвокатов. Она больше не хотела иметь ничего общего с Жаклин до конца своих дней.
Адвокаты посоветовали Кристине публично опровергнуть тот факт, что ее отец хотел развестись с Джекки, с которой Кристина должна поддерживать хорошее отношения до принятия окончательного решения, так как вдова могла в судебном порядке оспорить завещание, а этого нужно было избежать во что бы то ни стало.
В тот день, когда появилась статья Джека Андерсона, в которой утверждалось, что Онассис действительно планировал развестись с Джекки, адвокаты Кристины выступили с заявлением:
«Мисс Кристина Онассис весьма огорчена и обеспокоена предположениями, появившимися в международной прессе и касающиеся ее покойного отца и миссис Жаклин Онассис.
Эти слухи абсолютно не верны, и она отрицает их. Фактически мистер Онассис и миссис Жаклин Онассис жили в браке счастливо, и все предположения об их разводе не имеют под собой никакого основания.
Сама она находится с миссис Онассис в дружеских отношениях, не омраченных ни финансовыми, ни какими-либо иными спорами.
Мисс Кристина Онассис желает, чтобы их обеих оставили в покое».
В то время как адвокаты Джекки вели переговоры, она жаловались членам своей семьи, что ничего не получает из наследства Онассиса.
«Она говорила моей кузине, — вспоминает Джон Дэвис, — чтобы та не верила всему, что о них пишут в газетах, и что на деле у нее почти нет денег».
Джекки настаивала на том, чтобы ей выплатили деньги. Если ей отказывают в ежегодном жаловании, то пусть заплатят 20 миллионов долларов плюс доход от острова и яхты. Кристина же хотела, чтобы она отказалась от всего имущества, предложив ей восемь миллионов. Джекки отвергла это предложение, настаивая на двадцати миллионах. Наконец, после восемнадцати месяцев переговоров Кристина согласилась с требованиями своей мачехи при условии, что та прекратит всякие связи с семьей Онассис.
Джекки велела своим адвокатам потребовать также возвращения всех писем, которые она писала Аристотелю.
Кристина согласилась, так как хотела окончательно порвать с Джекки все отношения, заплатив ей 26 миллионов долларов, что являлось для нее небольшой ценой по сравнению с теми страданиями, которые ей пришлось бы перенести в суде.
Новость о соглашении сторон появилась на первых полосах газет всего мира. Империя Онассисов подверглась унижению вследствие этого, а семья Кеннеди отказалась выступить с комментариями по данному поводу. Они хорошо помнили, что Джекки сказала Джо Кеннеди, когда тот стал хвастать, что выдаст каждому ребенку по миллиону долларов, когда они достигнут двадцатилетнего возраста.
«Знаете, что я сказала бы вам, если б вы дали мне миллион? — спросила Джекки. — Я попросила бы у вас еще один миллион».
В то время все приняли это как остроумное замечание, но с годами ее тяга к расточительству начала беспокоить членов семьи. Однажды за обедом Этель сказала Джекки, что она тратит слишком много денег на свои покупки, и это тревожит членов семьи. «Всегда я только и слышу — семья, семья, семья, — фыркнула Джекки в ответ. — Вы только об этом и думаете, а на мое счастье вам наплевать». С благословения судьбы Джекки, потеряв второго мужа, стала более богатой, чем при его жизни.
Через год Константин Грацос, который возглавлял империю Онассиса, чуть было не вышел из себя, когда его спросили о Джекки.
«Пожалуйста не спрашиваете меня об этой женщине, — сказал он. — Она заслуживает презрения. Я не могу даже думать о ней. И не спрашивайте о ней Кристину, потому что она не выносит ее. Она сразу же откажется говорить о ней. Она не хочет видеть ее, даже слышать ее имя».
Сидя в своем кабинете небоскреба «Олимпик Тауэрс», Коста Грацос выглядел как олицетворение империи — высокий благородный мужчина с седыми волосами и в очках в роговой оправе. В свои семьдесят лет он был строен и энергичен. Жаклин Кеннеди он называл только «она» или «эта женщина». Он не мог заставить себя произнести ее имя.

«Эта авантюристка была римлянка, довольно молодая, высокого роста, хорошо сложена, с черными глазами и кожей поразительной белизны, но той искусственной белизны, что свойственна в Риме почти всем галантным женщинам, и которая так не нравится лакомкам, любящим прекрасную природу.У нее были привлекательные манеры и умный вид; но это был лишь вид. Она говорила только по-итальянски, и лишь один английский офицер по фамилии Уолпол поддерживал с ней беседу. Хотя он ко мне ни разу не обращался, он внушал мне дружеские чувства, и это не было только в силу симпатии, поскольку, если бы я был слеп или глух, с сэром Уолполом мне было бы ни жарко ни холодно…».

«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.

«Что касается причины предписания моему дорогому соучастнику покинуть пределы Республики, это не была игра, потому что Государственные инквизиторы располагали множеством средств, когда хотели полностью очистить государство от игроков. Причина его изгнания, однако, была другая, и чрезвычайная.Знатный венецианец из семьи Гритти по прозвищу Сгомбро (Макрель) влюбился в этого человека противоестественным образом и тот, то ли ради смеха, то ли по склонности, не был к нему жесток. Великий вред состоял в том, что эта монструозная любовь проявлялась публично.

В книге, написанной непосредственными участниками и руководителями освободительного движения в Сальвадоре, рассказывается о героической борьбе сальвадорских патриотов против антинародной террористической диктатуры (1960-1970-е годы).

Отец Бернардо — итальянский священник, который в эпоху перестройки по зову Господа приехал в нашу страну, стоял у истоков семинарии и шесть лет был ее ректором, закончил жизненный путь в 2002 г. в Казахстане. Эта книга — его воспоминания, а также свидетельства людей, лично знавших его по служению в Италии и в России.

Новую книгу «Рига известная и неизвестная» я писал вместе с читателями – рижанами, москвичами, англичанами. Вера Войцеховская, живущая ныне в Англии, рассказала о своем прапрадедушке, крупном царском чиновнике Николае Качалове, благодаря которому Александр Второй выделил Риге миллионы на развитие порта, дочь священника Лариса Шенрок – о храме в Дзинтари, настоятелем которого был ее отец, а московский архитектор Марина подарила уникальные открытки, позволяющие по-новому увидеть известные здания.Узнаете вы о рано ушедшем архитекторе Тизенгаузене – построившем в Межапарке около 50 зданий, о том, чем был знаменит давным-давно Рижский зоосад, которому в 2012-м исполняется сто лет.Никогда прежде я не писал о немецкой оккупации.

Историю мирового кинематографа невозможно представить себе без имени Мэри Пикфорд. В начале XX века эта американская актриса — уроженка канадского города Торонто — пользовалась феноменальной популярностью и была известна практически во всех уголках земного шара. Книга А. Уитфилд рассказывает о ее судьбе и месте в киноискусстве, взлетах и падениях ее творческой карьеры.

Книга воспоминаний великой певицы — яркий и эмоциональный рассказ о том, как ленинградская девочка, едва не погибшая от голода в блокаду, стала примадонной Большого театра; о встречах с Д. Д. Шостаковичем и Б. Бриттеном, Б. А. Покровским и А. Ш. Мелик-Пашаевым, С. Я. Лемешевым и И. С. Козловским, А. И. Солженицыным и А. Д. Сахаровым, Н. А. Булганиным и Е. А. Фурцевой; о триумфах и закулисных интригах; о высоком искусстве и жизненном предательстве. «Эту книга я должна была написать, — говорит певица. — В ней было мое спасение.

Она была дочерью плотника из Киева — и премьер-министром. Она была непримиримой, даже фанатичной и — при этом — очень человечной, по-старомодному доброй и внимательной. Она закупала оружие и хорошо разбиралась в нем — и сажала деревья в пустыне. Создавая и защищая маленькое государство для своего народа, она многое изменила к лучшему во всем мире. Она стала легендой нашего века, а может и не только нашего. Ее звали Голда Меир. Голда — в переводе — золотая, Меир — озаряющая.

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.