Жак де Моле: Великий магистр ордена тамплиеров - [86]

После этой недолгой явки в суд в августе 1308 г. Жак де Моле хранил молчание более года (во всяком случае, о его высказываниях не сообщается). Все это время, как мы видели, заняло формирование епархиальных и папских комиссий. Напомним, что Жак де Моле мог предстать только перед папской комиссией, уполномоченной судить орден, потому что как персона он подлежал суду папы. Папская комиссия по Французскому королевству располагалась в Париже; в ее состав входили архиепископ Нарбоннский, епископы Байё, Менда и Лиможа, мэтр Матвей Неаполитанский, апостолический нотарий и архидьякон Руана, и архидьяконы Тренто и Магелон-на, а также настоятель церкви в Экс-ан-Прованс. Первое заседание она провела 8 августа 1309 г. и вызвала на ближайшее 12 ноября всех свидетелей, желавших защищать орден Храма или нет, в том числе, конечно, и тамплиеров, заключенных во всем королевстве. Были разосланы гонцы по всем провинциям, чтобы оповестить об этом вызове. Тамплиеров об этом осведомили в их тюрьмах: известно, что в епископстве Базас, в Гиени, текст этого вызова зачитывали 6, 7 и 8 сентября 1309 года.[598]

Комиссия действительно собралась 12 ноября, но никто не явился, равно как и в следующие дни. Члены комиссии вынуждены были призвать епископа Парижского, а потом городского прево проявить чуть больше усердия. Так что первый свидетель явился только 22 ноября. 26 ноября вслед за Гуго де Перо, не пожелавшим ничего сказать, перед комиссией предстал Жак де Моле.[599] Зачитав ему вызов, члены комиссии спросили, хочет ли он защищать свой орден. Жак де Моле ответил уклончиво. Было бы удивительно, — сказал он для начала, — если бы папство пожелало беспричинно уничтожить столь старинный орден, которому оно дало столько привилегий. Впрочем, у него нет необходимых способностей, чтобы защищать свой орден; он очень хотел бы это сделать, это даже его долг, но он — пленник папы и короля, без средств и без советников. Как он мог бы это сделать?

Таким образом, он попросил помощи и совета, и члены комиссии изъявили готовность предоставить ему отсрочку; однако они напомнили ему, что это процесс о ереси и что он дает показания, так что пусть будет осторожен. Чтобы он мог размышлять с полным знанием дела, было велено, чтобы ему прочли и перевели на разговорный язык буллу «Faciens misericordiam» и другие апостолические послания; так он узнал, в чем признался кардиналам в Шиноне. По ходу этого чтения он дважды выразил удивление. По его окончании он заявил, что был бы готов сказать кое-что, если бы «вы не были тем, кто вы есть», и добавил (загадочная фраза): «Таких развращенных людей должна бы постигать судьба, какую им уготовляют сарацины и татары: они отрубают головы развращенным людям».

На что члены комиссии ответили ему, что довольствуются судом над еретиками. Заметив присутствие в зале Гильома де Плезиана, который вошел в зал самовольно, без разрешения членов комиссии, Жак де Моле попросил дозволения поговорить с ним. Похоже, между Плезианом и великим магистром существовало какое-то взаимопонимание, если только сочувствие королевского советника не было притворным. Последний посоветовал Жаку де Моле остерегаться противоречить прежним признаниям. Тогда Жак де Моле, чтобы «не упасть на голову»,[600] попросил двухдневной отсрочки на размышление, которую комиссия ему предоставила.

Никаких сомнений, что в этот момент Жак де Моле подумал об отпущении грехов, данном кардиналами в Шиноне. Предостережение Гильома де Плезиана, вероятно, имело к этому отношение: понятие «повторно впавший в ересь» витает в воздухе, и пусть Моле имеет в виду эту угрозу.

Много дискутировали по поводу того, что означает удивление Жака де Моле при чтении его показаний в Шиноне. П. Виолле даже вообразил, что протокол этих признаний был целиком сфальсифицирован кардиналами ради блага Моле: в действительности тот якобы продолжал отпираться от прежних признаний, что немедленно должно было навлечь на него те неприятности, о которых ему напомнил Гильом де Плезиан в приватной беседе во время допроса 26 ноября. Чтобы вывести его из затруднительного положения, Фредоль и Сюизи якобы сфабриковали подделку.[601] Это объяснение притянуто за уши, и Ж. Лизеран опроверг его.

Момент был капитально важным. Он оказался переломным в поведении Жака де Моле, что стало понятно через два дня, когда тот снова явился на суд.

Насколько он колебался 26 ноября, настолько 28-го он проявил твердость.[602] Как раз «беспричинное» вмешательство Гильома де Ногаре, тоже прошедшего через зал без приглашения комиссии, на миг смутило его. Когда его снова спросили, хочет ли он защищать орден, он ответил: он — бедный неграмотный (не знающий латыни) рыцарь, и, поскольку он понял, что право судить его оставил себе папа, то комиссии он ничего больше не хочет говорить. Жак де Моле намекал, конечно, на тексты, которые ему прочли два дня назад, и на процедуру, начатую в силу буллы «Рааепз гшзепсогсНат». Поскольку члены комиссии настаивали, он четко ответил, что не хочет защищать орден, что полагается на папу и просит комиссию способствовать, чтобы он, Моле, как можно скорее предстал перед своим судьей, «ибо только тогда он, в меру своих сил, скажет государю папе то, что послужит к чести Христа и Церкви».