Жабы Гриммердейла - [12]

Герта, окаменевшая от ужаса, следила за этой дуэлью. Лицо Тристана заливал пот, волосы взмокли. Вот он отбил одну атаку, другую… И вдруг все замерло.

— Отбери у него меч, — прозвучал в мозгу Герты колючий нечеловеческий голос.

Значит, сами они не могут с ним справиться и ждут от нее помощи? Но почему? Из своего укрытия у подножия скалы Герта отчетливо видела всю картину. Рука Тристана двигалась так медленно, словно во сне, и все-таки Жабы не могли его достать. Видимо, их создание не могло двигаться быстрее, и Тристан продолжал отбиваться.

— Меч! — это был уже четкий приказ, но она не шевельнулась.

— Не могу! — хотела крикнуть она, но не могла выдавить из себя ни звука. Да она и сама не знала, почему не может помочь выполнить то, о чем сама же просила.

На секунду все потемнело, и вдруг ей показалось, что она снова на той проклятой поляне. Она связана, и кто-то подошел к ней, схватил, срывая одежду, бросил на снег… Нет! Они не заставят ее переживать ЭТО снова! Опять, как тогда, блеснул ей в глаза золотой браслет, но теперь уже здесь, среди колдовских камней, на руке Тристана. Он все, так же размеренно и безнадежно водил вокруг себя мечом.

— Возьми у него меч!

Герта поднялась, пошатываясь. Она должна взять у него меч, тогда он будет беззащитен, как она на той поляне.

— Что вы с ним сделаете? — спросила она, заколебавшись. Да, она желала ему смерти, но обычной, честной, человеческой смерти, а тут было что-то совсем другое, о чем она и не думала. Вдруг она поняла, что Тристан в этой борьбе защищает даже не жизнь, а что-то более важное.

— Меч, — на этот раз голос щелкнул, как бич погонщика, вынуждая повиноваться без раздумий. Но Герта всегда ненавидела приказы, не подчинилась она и сейчас. Только насторожилась. В их роду считалось, что женщины не должны — вмешиваться в мужские дела, но Герта с той минуты, как ослушалась брата, привыкла полагаться на себя и решать все не по обычаю, а по обстановке. И сейчас, как она чувствовала, было самое время вмешаться. Тристан заслужил любое наказание, но — человеческое. И отдать его нелюдям она не могла.

Левой рукой она потянулась к амулету Гунноры, висевшему на шее, а правой подняла с земли камешек. Рванув ворот, чтоб не возиться с застежками, она вытащила ладанку с зашитыми травами. И сразу стало легче, а громыхавший в мозгу голос отдалился и стал почти не слышен. Герта потерла поднятый с земли камешек об ладанку и бросила его прямо в призрачную руку. Рука отпрянула. Тристан немедленно среагировал и изо всех сил ударил, отсекая ладонь от главного щупальца. Лезвие не встретило никакого сопротивления и прошло, как сквозь туман. Яркая вспышка живого огня — и рука исчезла.

И сразу ослабли путы, сковывающие Тристана, и он смог отступить на шаг назад. На обрубке щупальца снова образовалась ладонь и, шевеля уродливыми пальцами, потянулась к нему. Он несколько раз махнул мечом, кроша ее в куски. И вдруг за спиной у него раздался крик. Он резко повернулся, готовясь встретить новую опасность. У столба каменных ворот на земле темнела какая-то бесформенная груда. Тристан, чувствуя, как возвращается сила, смело шагнул навстречу. Вдруг это темное шевельнулось, и он заметил человеческую руку, опирающуюся на столб.

И он сразу все вспомнил. Эта женщина, которая внезапно появилась рядом с ним и бросила камень в призрачную руку — значит, сейчас она на его стороне. На площадке за ними вдруг раздалось шипение, как из потревоженного змеиного гнезда. Он подошел поближе к женщине и воротам и оглянулся на центральную площадку. На этот раз огни образовали не зловещую руку, а множество отдельных щупалец, заканчивающихся шипящими змеиными головами. И все они угрожающе тянулись к Тристану. Их было так много, что любая схватка казалась проигранной заранее, но Тристан не привык сдаваться без боя.

Вдруг он ощутил, что рядом кто-то есть, и слегка покосился в сторону. Женщина была уже на ногах. Она стояла рядом с ним, положив одну руку на его меч, а другой прижимая что-то к груди. Капюшон полностью скрывал ее лицо, но даже сквозь шипение колдовских змей пробивался ее голос — она напевала то ли заклинание, то ли древнюю боевую песню — что-то ритмичное и бодрящее.

Первая же потянувшаяся к ним змея пропала с одного удара меча. Но за ней тянулась другая, третья… И скоро он опять почувствовал свинцовую тяжесть в руке. А кроме того, рука женщины, лежащая на рукояти меча, очень мешала ему двигаться.

— Отойди! — тихонько попросил он.

Но она, казалось, не слышала. Все так же держа одну руку на груди, а другую на мече, она продолжала свое пение, вкладывая в него всю свою мольбу и весь ужас их положения. Было похоже, что она зовет на помощь какие-то могущественные силы.

Тристан чувствовал, как от ее руки распространяется тепло, освобождая его тело от колдовских пут. А змеи на площадке метались все быстрее, сплетались и сливались, образуя двухголовых монстров. Они нападали все более стремительно, и Тристан только с великим трудом сдерживал их напор. Он заметил, что в разинутых пастях не было ни ядовитых, ни каких других зубов. Скорее, это были не змеи, а живые веревки, но он знал, что если они коснутся его или женщины, то все будет кончено. Он обернулся, отбивая атаковавшую его сбоку змею. Вдруг нога его заскользила, и он упал на одно колено, чуть не выронив меч. Не успел он перехватить его покрепче и подняться, как за спиной у него раздался крик. Он обернулся, и в это время одна из змей молниеносно ударила между ним и женщиной, заставив его посторониться. И тут же две змеи набросились на женщину. Одна обвилась вокруг головы, затыкая ей рот, а другая обхватила талию. С ужасом он увидел, как эти щупальца напрягаются, укорачиваются, подтаскивая женщину к своему логову. Еще две змеи, оставив в покое Тристана, обвились вокруг женщины. Он яростно вскрикнул и бросился рубить эти живые оковы. Вдруг в мозгу его раздался холодный нечеловеческий голос: