Зейнсвилл - [147]

— Слегка подправленные или, лучше сказать, покореженные останки Фелатии, которые я вживил Уинну, чтобы в своем наказании он не чувствовал себя одиноким, а длиться оно будет столько, сколько смогут гарантировать мои наука и магия.

— Но… она же дохлая! — простонала Мэгги.

— Давным-давно. — Юла улыбнулся. — Великое техническое достижение.

Мэгги сбежала. Чистотец бросился за ней. Шериф заковылял следом. Далеко уйти они не успели — путь им отрезали сдвинувшиеся стены Герметического каньона. Сзади подтянулись клоны Юлы и его гадкие приемные дети, а впереди дорогу им заступили колонны, которые стояли на страже вокруг поселка типи. Сейчас омерзительные женщины из песчаника ожили и тяжело затопали на беглецов.

— Еще одна моя дань памяти покойной супруги, — сообщил, вылезая из кресла рикши, Юла. — Видите внешнее сходство с Фелатией? Я же вам говорил, бежать вы не сможете. Поэтому бросьте свою глупую затею, давайте вернемся домой, выпьем кофе с вкусным пирожным.

— Срань господня! — возопила Мэгги и снесла выстрелом голову одной из статуй.

— Все на каком-то уровне живо, — заметил Юла. — Фокус в том, чтобы узнать, как и на каком. А теперь вы их рассердили.

— Плевать, — рявкнул Шериф. — Мы и так в ловушке.

Чистотец обвел глазами стены Каньона. Неприятно кровожадный гомон пробежал по рядам неандертальцев, собравшихся на уступах посмотреть на схватку. Хлюпающие клоны и женщины-монолиты надвигались. Над головой громоздился выступ скалы, через который тянулась отчетливая трещина.

Твари подобрались уже совсем близко.

— Дай мне обрез! — крикнул Чистотец, бросая «винчестер», чтобы вырвать у Мэгги двенадцатидюймовый.

Он выстрелил прямо в трещину, и во все стороны полетели осколки камня, заклубилась пыль. Он выстрелил еще раз. Скала дрогнула, посыпались камни покрупнее — а потом навес вдруг рухнул.

Гранитная плита сломала хребты женщинам из песчаника, подняла облако пыли и песка, которые смешались с запекшейся кровью гормонных солдат. И те, и другие замельтешили в слепящем облаке, намертво закупорив узкое горло Каньона.

— Бегите! — крикнул Чистотец, когда сверху посыпались валуны, раздавливая мутантов.

Они с Мэгги проскочили под наихудшей лавиной, но ковылявшего за ними Шерифа сбило с ног и засыпало.

Мэгги взвизгнула, Чистотец бросился разгребать завал, бешено разбрасывая камни в попытке найти Шерифа. Слишком поздно. Вся нижняя часть его тела была раздавлена, грудная клетка проломлена. Когда Чистотец его вытащил, старик был еще жив и дышал, но едва-едва. Остальные твари остались под завалом щебня — лишь меж валунов вяло трепыхалась чья-то чрезмерно гибкая конечность.

— Посмотрите, к чему привел ваш глупый мятеж! — закричал Юла.

Но тут вдруг грудная клетка у него словно бы взорвалась. Он закашлялся кровью, лицо у него сделалось бесконечно удивленным, потом он стал хватать руками воздух — и рухнул на колени.

За ним, дико раздувая зоб, стоял Уинн Фенсер с брошенным «хеклер-кохом».

Балахон хозяина Каньона был запачкан кровью, но Юла все равно сумел подняться на ноги и повернулся.

— А, Уинн, — просипел он. — Браво, браво, кое-какой порох в пороховницах все-таки остался…

Фенсер словно бы колебался между гнусным возбуждением и полнейшим неверием — впрочем, долго радоваться собственной меткости ему не пришлось, поскольку на него яростно набросился Уолт Уитмен. Юла пошатнулся и упал. Из дыры в белом балахоне сочилось невероятно тонкое органическое оптоволокно и что-то, похожее на кишки. Его изумрудные глаза потускнели. Чистотец услышал шипение, точно воздух проникал в вакуумную упаковку, и глаза безумца открылись, но из них вырывались лишь два луча бледного света, из которых сложился крошечный эйдолончик. Размытый и нестабильный эйдолончик встал на груди Юлы.

— Дерьмо! — взвизгнула Мэгги, указывая на гадкую кучку мяса и печатных плат, которая исцелялась прямо у них на глазах.

Чистотец запустил руку в голограммку с низким разрешением, которая распалась, но сложилась снова. Потом он поспешил к Шерифу.

— Мне очень жаль…

— Нет, малыш, — просипел Шериф. — Все… в порядке.

— Помоги ему, — рыдала Мэгги.

— Я не знаю, что делать, — признался Чистотец.

— Разве у тебя нет магии?

— Не знаю… Я же не…

— Тогда на что ты годишься? — заорала она, когда Шериф закашлял кровью, и из угла его рта вытекла струйка крови.

— Не надо… — Шериф попытался поднять руку. — Так было задумано… Я победил… в реальной перестрелке. И сейчас я… со своей семьей… с друзьями.

Неизвестно откуда взявшийся хариджан привел вдруг Слепого Лемона. Перебирая струны гитары, старый блюзмен запел песню из фильма «Улицы Ларедо». Дыхание Шерифа замедлилось, потом остановилось. Чистотец бережно закрыл ему глаза. А после в ярости повернулся к Юле, почти ожидая, что он вот-вот встанет, а рана от пули закроется.

— Что ты такое? — рявкнул он.

— Не знаю, — ответил прозрачный маленький Юла. — Я думал, что я одно. А оказывается, нечто совсем другое. И я мертв.

Слепой Лемон тихонько тянул «Больница святого Иакова»[112]. Мэгги плакала. Шериф лежал без движения.

Хлопая крыльями, прилетели вороны, чтобы напиться из лужи флуоресцентных водорослей вокруг Юлы. Эйдолончик лилипутски затрепетал над гулливеровым телом мертвого киборга, который, как начал верить сейчас Чистотец, дал ему жизнь.