Zettel - [10]
42. А как ребенок учится использовать выражение «Я тогда намеревался швырнуть»? И как узнать, что тогда он действительно был в том душевном состоянии, которое я называю «намереваться…»?
43. Что если человек никогда не использовал выражение «Я тогда намеревался…» или «Я тогда хотел…», и никогда не учился его использовать? Человек может думать о многом другом, никогда не задумываясь об этом. Он может овладеть значительной областью языковых игр, не овладев этой.
Но тогда разве не удивительно, что при всем разнообразии людей мы не встречаем имеющих такого рода изъян? Или они, быть может, встречаются среди умалишенных, а нам просто недостаточно часто приходится наблюдать, к каким способам применения языка такие люди способны, а к каким нет?
44. «У меня было намерение…» не выражает воспоминания о переживании. (Как и: «Я собирался…»)
45. Намерение (интенция) не является ни душевным порывом, ни настроением, ни ощущением или представлением. Оно – не состояние сознания. У него нет подлинной длительности.
46. «У меня есть намерение утром уехать». – Когда у тебя было это намерение? Всё время; или с перерывами?
47. Загляни в ящик, в котором ты надеешься найти это намерение. Ящик пуст. – Я полагаю, ты искал его среди ощущений.
Обдумай, что, собственно, могло бы означать «иметь периодически возникающее намерение». Что-то вроде: иметь намерение, отказаться от него, снова к нему вернуться и т. д.
48. В каких обстоятельствах говорят «Этот механизм – тормоз, но он не работает»? То есть: он не выполняет своего назначения. В чем причина, что он имеет такое назначение? Можно было бы также сказать: «Было такое намерение, чтобы это работало как тормоз». Чье намерение? Здесь намерение как состояние души полностью от нас ускользает.
Нельзя ли также представить себе, чтобы множество людей имело некое намерение, исполняло его, причем ни один из них не имел этого намерения? Так, правительство может иметь намерения, которых не имеет ни один человек.
49. Может существовать глагол, который означал бы «сформулировать свое намерение в словах или других знаках, вслух или про себя». Этот глагол не будет тождественен по значению нашему глаголу «намереваться».
Может существовать глагол, который означал бы «действовать согласно намерению»; и он также не будет тождественен по значению нашему «намереваться».
Еще один глагол мог бы означать «предаваться размышлению по поводу намерения; или же снова и снова прокручивать его в голове».
50. Можно помешать кому-либо думать, – а помешать намереваться? Планировать – пожалуй. А также помешать придерживаться намерений, то есть помешать мышлению или действию.
51. Применение императива. Сравни приказания:
Подними руку!
Представь себе…..!
Вычисли в уме…..!
Обдумай…..!
Сконцентрируй свое внимание на…..!
Смотри на эту фигуру как на куб!
с этими:
Намеревайся…..!
Подразумевай под этими словами…..!
Подозревай, что дело обстоит именно так!
Поверь, что это так!
Будь твердо убежден, что…..!
Вспомни о том, что это произошло!
Сомневайся, произошло ли это!
Надейся на его возвращение!
В том ли различие, что первые являются намеренными, а вторые непроизвольными движениями духа? Скорее я скажу, что глаголы второй группы не обозначают действий. (Сравни с этим приказание: «Искренне смейся над этой шуткой!»)
52. Можно ли приказать кому-то понять предложение? Почему никому невозможно приказать: «Понимай это!»? Разве я не могу исполнить приказ «Пойми это предложение на греческом!», выучив греческий язык? – Аналогично: можно сказать «Вызови у себя боль!», но не «Испытывай боль!». Говорится: «Приведи себя в это состояние!», но не: «Будь в этом состоянии!»
53. Каждое мгновение я жду взрыва. Я не в силах направить свое внимание ни на что другое; смотрю в книгу, но не читаю. На вопрос, почему я рассеян или выгляжу нервным, отвечаю, что все время жду взрыва. – Ну, а теперь: описывало ли это предложение именно такое поведение? Но как тогда отличается процесс ожидания взрыва от процесса ожидания совершенно другого события, например, определенного сигнала? И чем отличается ожидание одного сигнала от ожидания мало чем от него отличающегося другого сигнала? Или то, как я действовал, было лишь побочным явлением собственно ожидания, и оно было особым ментальным процессом? И был ли этот процесс гомогенным или составным как предложение (с внутренним началом и концом)? – А как узнает тот, в ком он протекает, ожиданием какого события является процесс? Впрочем, непохоже, чтобы он терялся в неопределенности. Вряд ли он констатирует душевные или другие состояния и строит предположения об их причинах. Пожалуй, он мог бы сказать: «Не знаю, только ли из-за этого ожидания я сегодня так переживаю»; но он не станет говорить: «Ну, я не знаю, является ли то состояние души, которое сейчас у меня, ожиданием взрыва или чем-то другим».
Высказывание «Каждый миг я жду грохот от взрыва» есть выражение ожидания. Эта словесная реакция есть отклонение стрелки, указывающей на предмет ожидания.
54. Кажется, ожидание и факт, который удовлетворяет это ожидание, как-то сочетаются друг с другом. Можно описать сочетающиеся ожидание и факт, чтобы увидеть, в чем состоит их соответствие. Здесь сразу думаешь о сочетании тела и соответствующей ему полости. Но если захотеть описать и то и другое, станет ясно, что в той мере, в какой они сочетаются, для обоих подходит
«Заметки о цвете» относятся к позднему периоду творчества Людвига Витгенштейна и представляют собой посмертно опубликованные рукописи, содержание которых в основном посвящено логике цветовых понятий и её языковой и социокультурной обусловленности. Традиционные философские вопросы, касающиеся характера зрительного восприятия, рассматриваются здесь с точки зрения важных для философии позднего Витгенштейна тем: значение как употребление, языковые игры, формы жизни. Значительная часть заметок посвящена критике сложившихся теорий и представлений о восприятии цвета, отталкивающихся от его физической и психической природы.
Людвиг Йозеф Иоганн фон Витгенштейн (1889—1951) — гениальный британский философ австрийского происхождения, ученик и друг Бертрана Рассела, осуществивший целых две революции в западной философии ХХ века — на основе его работ были созданы, во-первых, теория логического позитивизма, а во-вторых — теория британской лингвистической философии, более известная как «философия обыденного языка».
Motto: и все что люди знают, а не просто восприняли слухом как шум, может быть высказано в трех словах. (Кюрнбергер).
В данном издании публикуются лекции и заметки Людвига Витгенштейна, явившиеся предварительными материалами для его «Философских исследований», одного из главных философских произведений XX века. «Голубая книга» представляет собой конспект лекций, прочитанных Витгенштейном студентам в Кембридже в 1933-34 гг. «Коричневая книга» была также надиктована философом его кембриджским ученикам. Именно здесь Витгенштейн пытается в популярной форме рассказать о ключевых для его поздней философии темах, а также дает подробный перечень и анализ языковых игр (в дальнейшем он не будет останавливаться на их детализации столь подробно).«Голубая и коричневая книги», классические тексты позднего Витгенштейна, дают нам возможность окунуться в необычный философский «поток сознания» и из первых рук узнать о размышлениях человека, который коренным образом изменил ход современной философии.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Что такое событие?» — этот вопрос не так прост, каким кажется. Событие есть то, что «случается», что нельзя спланировать, предсказать, заранее оценить; то, что не укладывается в голову, застает врасплох, сколько ни готовься к нему. Событие является своего рода революцией, разрывающей историю, будь то история страны, история частной жизни или же история смысла. Событие не есть «что-то» определенное, оно не укладывается в категории времени, места, возможности, и тем важнее понять, что же это такое. Тема «события» становится одной из центральных тем в континентальной философии XX–XXI века, века, столь богатого событиями. Книга «Авантюра времени» одного из ведущих современных французских философов-феноменологов Клода Романо — своеобразное введение в его философию, которую сам автор называет «феноменологией события».
В книге, название которой заимствовано у Аристотеля, представлен оригинальный анализ фигуры животного в философской традиции. Животность и феномены, к ней приравненные или с ней соприкасающиеся (такие, например, как бедность или безумие), служат в нашей культуре своего рода двойником или негативной моделью, сравнивая себя с которой человек определяет свою природу и сущность. Перед нами опыт не столько даже философской зоологии, сколько философской антропологии, отличающейся от классических антропологических и по умолчанию антропоцентричных учений тем, что обращается не к центру, в который помещает себя человек, уверенный в собственной исключительности, но к периферии и границам человеческого.
Опубликовано в журнале: «Звезда» 2017, №11 Михаил Эпштейн Эти размышления не претендуют на какую-либо научную строгость. Они субъективны, как и сама мораль, которая есть область не только личного долженствования, но и возмущенной совести. Эти заметки и продиктованы вопрошанием и недоумением по поводу таких казусов, когда морально ясные критерии добра и зла оказываются размытыми или даже перевернутыми.
Книга содержит три тома: «I — Материализм и диалектический метод», «II — Исторический материализм» и «III — Теория познания».Даёт неплохой базовый курс марксистской философии. Особенно интересена тем, что написана для иностранного, т. е. живущего в капиталистическом обществе читателя — тем самым является незаменимым на сегодняшний день пособием и для российского читателя.Источник книги находится по адресу https://priboy.online/dists/58b3315d4df2bf2eab5030f3Книга ёфицирована. О найденных ошибках, опечатках и прочие замечания сообщайте на [email protected].
Эстетика в кризисе. И потому особо нуждается в самопознании. В чем специфика эстетики как науки? В чем причина ее современного кризиса? Какова его предыстория? И какой возможен выход из него? На эти вопросы и пытается ответить данная работа доктора философских наук, профессора И.В.Малышева, ориентированная на специалистов: эстетиков, философов, культурологов.